Глава XI О США

Не мне, конечно, надо было бы писать об Америке, тем более, что эта страна – такой гигант, титан и величие, что тут одному, да еще и не писателю, явно не справиться. И писать о ней должны те, неважно какой национальности, веры и расы, кто в ней родился, живет и знает ее изнутри, как я, скажем, Украину (и то не совсем, не полностью и не всегда объективно). Эта страна велика настолько, что и самим американцам её не под силу осознать до конца и в полной мере.

Но не могу молчать!

Потому что мое поколение в Советском Союзе было, к сожалению, воспитано в духе враждебности к этой державе и к её талантливому, трудолюбивому народу. Потому, что это оказалось неправдой, скорее даже злой ложью, неприкрытой пропагандой типа: мы хоть и нищие, но праведные, а они, американцы, богатые, а значит, и агрессивные, и злобные, и нечеловечные. И только на рубеже двадцатого и двадцать первого веков стала доходить до нас истинная правда, а с каждой новой поездкой в США, с более близким знакомством с этой страной, приходили и новые, прямо противоположные, мысли и убеждения.

И хоть здесь мне никто ничего не доказывал, не убеждал, не агитировал, сам взгляд нормального человека на жизнь в США опрокидывал старое и рождал новое мировоззрение и личные выводы. Конечно, как и в каждой стране, в США есть серьезные недостатки, как в государственном масштабе, так и в жизни отдельных личностей. Но сейчас не об этом. Что же поражает человека, соприкоснувшегося с этой страной?

Прежде всего, масштабность и организованность всего происходящего, начиная от производства и сферы обслуживания людей и кончая личными качествами каждого человека. Далее можно удивляться организации жизни, труда, порядка досуга, законодательному обеспечению прав и свобод граждан, богатству и высокому уровню повседневной жизни. Здесь люди живут и пользуются благами жизни сегодня, а не в эфемерном будущем. И здесь правильно говорят: «Вы живете, чтобы работать, а мы работаем, чтобы жить».

Социалистический лозунг СССР «все для человека, все для его блага», к которому мы и не приблизились на расстояние целого века, здесь давно воплощен в жизнь. А если посмотреть на другой лейтмотив социализма – «держава характеризуется, прежде всего, своим отношением к детям и старикам», то здесь равного Америке государства не сыскать.

Только два маленьких примера. Если школьный автобус остановится и выставит определенный знак, знай, все машины должны остановиться (при их-то потоке), пропустить детей, дождаться отхода автобуса и только тогда можно ехать. Преступно ехать по «зебре», если на ней есть люди или, что еще страшнее, идут дети. Школьники здесь не ходят в школу сами: их привозят на занятия и развозят после занятий по домам, по крайней мере, до шестнадцати лет, когда каждый школьник или школьница смогут ездить на своей машине.

А сколько здесь стадионов, спортплощадок, танцзалов, бассейнов, клубов и так далее для занятий, развития и досуга детей. А какой выбор специального образования, которое доступно практически всем детям!

И о стариках. Кто я такой или подобные мне для Америки? Чужой гражданин, приехавший к сыну. Но поскольку у меня нет здесь ни пенсии, ни работы, а жить я должен и должен быть здоровым, мне положена согласно законодательству медицинская страховка и специальные доплаты по уходу за мной. А это сотни и тысячи долларов в месяц. Плюс транспортировка в клиники на прием к врачу, сдачу анализов, принятие лечебных процедур. Какая страна, особенно социалистическая, может похвастать таким отношением к старикам? Причем, старикам, не сделавшим для Америки ничего хорошего или, хотя бы, положительного. А США могут себе позволить такой законодательный акт и практику, которые касаются любого приезжего, будь он из Украины, Сомали или Вьетнама.

Удивительная страна. Правда, взрослым здесь надо трудиться. Но зато на пенсии они могут позволить себе и поездки, и экскурсии от Европы и Азии до Гавайских островов. Заслужили.

А какое здесь обслуживание, какое отношение к людям! Может впервые в жизни, на ее закате, я почувствовал себя человеком и именно с большой буквы и который здесь звучит гордо.

Американцы не лезут в душу ни к коллегам, ни к соседям. Но они необычайно приветливы, общительны, услужливы и отзывчивы. Я не знаю, что у моего соседа, потерявшего работу в кризис, на душе, но он обязательно поздоровается, улыбнется и спросит «как дела» или «как здоровье». И, даже будучи не знакомым, все равно улыбнется и поприветствует встречного на своей улице: «ай!», как у нас в деревнях. Американцы не завидуют и не сплетничают и относятся к своему окружению вежливо, деликатно и ненавязчиво.

А если где-то когда-то кому-то и встретится не очень хороший человек, то можете с уверенностью утверждать, что этот приезжий человек славянин или африканец.

Здесь средства массовой информации не выхваляют свою страну или своих руководителей (наоборот, больше их критикуют), но всегда оперативно и объективно информируют обо всех хороших и плохих делах и происшествиях, и люди мгновенно откликаются, предлагая свою помощь, в том числе и материальную.

Американцы любят свою страну. Но не квасным патриотизмом, а с заслуженной гордостью за ее величие, могущество и богатство, за достижения во всех сферах своей жизнедеятельности. Недаром они любят и вывешивают свой флаг на домах и ценят свой гимн.

И вот я на старости лет, побывав в США, искренне сожалею о том, что когда-то с трибун и в прессе, на телевидении и радио мы кричали об этой стране, как о враге человечества и мира.

Мне стыдно за наше прошлое, стыдно за нашу крикливую и наглую антиамериканскую пропаганду, которой мы, советские люди, к сожалению, верили.

И мне только и остается заявить публично в качестве искреннего раскаяния: «Прости, Америка!».

Америку строили умные люди, строили более двухсот лет, и построили примерное государство, как бы сказали коммунисты «с народным режимом». Конечно, во всем нужно быть объективным. И нужно здесь тоже видеть недостатки, которые в отличие от нашего народного режима, как, скажем в Украине, здесь никто и не скрывает.

Здесь не делают икон из руководства страны, штатов, компаний. Здесь не рассчитывают на их добродетели. Здесь каждый сам кует свое счастье, благо для этого предоставлены все возможности.

А как здесь развиты транспорт, дороги, стоянки, торговля, обслуживание, медицина, образование – можно только позавидовать. И если бы меня попросили охарактеризовать эту страну несколькими словами, то я бы ответил так: «Мощь, величие и порядок».

А что еще простому человеку надо. Если ты нормальный, живи и радуйся, а если выходишь за рамки порядка – пеняй на себя. Поэтому-то американцы не хвалят и не хулят своих руководителей и считают их себе равными.

Каким я вижу будущее? Соединенные Штаты Америки не развалятся и не рассыпятся, как СССР. Ибо объединены они были на разных идеях:

На идеях хорошей жизни для каждого человека сейчас и для каждого поколения.

На идеях всеобщего равенства возможностей (ибо всеобщего равенства не может быть никогда – ведь все мы разные и по-разному подготовлены, обучены, мыслим и работаем) и светлого настоящего (ибо будущее будет в последующих поколениях). Это у нас верхушка нашей страны и к ней приближенные давно достигли своего будущего для себя. А здесь думают о людях и, главное, чтобы у них была работа. Поэтому США были, есть и долго будут передовой державой в мире.

А мы, граждане бывшего СССР, должны понять мир и перестроить себя так, как это делают сейчас некоторые страны Азии и Тихоокеанского региона. А поняв, нужно, засучив рукава, трудиться и не топить горе в водке, а перенимать чужой, иногда горький опыт и технологии. И вот тогда, может, и мы заживем как «на Западе».

Конечно, и в молодости и в старости многие из нас знавали и другую Америку. Америку Джека Лондона, Марка Твена, Гарриет Бичер-Стоу, О? Генри, Лонгфелло, Чарли Чаплина, Стивена Спилберга, Анджелины Джоли, Джулии Робертс; президентов Вашингтона, Джефферсона, Линкольна, Кеннеди, Рейгана, Бушей, Обамы и многих других выдающихся её деятелей: политиков, писателей, поэтов, художников, режиссеров, актеров, скульпторов и других талантливых людей прошлого и настоящего.

И эта страна была для нас загадочной, притягательной, красивой, неповторимой, порой жестокой и не всегда справедливой, но гордой и независимой, сильной и уверенной, заботливой и причудливой. Эта Америка манила к себе многих всегда и манит до сих пор. Здесь люди живут спокойно и уверенно, разве что этому мешает проснувшийся по ее вине кризис. Но кризис – явление временное, а страна – объект постоянный. Еще раз подчеркну: США есть за что критиковать и что и делаю и ее, и мировые СМИ, но её есть за что и хвалить, здесь есть чему радоваться и гордиться, и чему учиться.

Глава ХІІ Мои гавань и пристань

У каждого судна, корабля, шлюпки и человека должны быть свои порты приписки, свои гавани, причалы и пристани. Говорят, что в названии судна заложена его судьба, а значит, и в названии наших портов и гаваней тоже, своего рода, судьба или, по крайней мере, важные элементы биографии. Моя судьба и биография, и моя гавань – это Херсон, а моя пристань – мореходное училище, затем колледж, а сейчас морской институт. Причем, они настолько вросли в меня или я сжился с ними, что иного хода событий я и предположить не могу. И если бы мне предложили начать жизнь сначала, то я бы других, может даже более перспективных мест, не выбирал, а остановился на этом, первоначальном выборе: Херсон и мореходка.

Взгляд, конечно, консервативный, может, кое-что можно было бы и поправить. Но не могу. Жизнь прожита не зря. Были ошибки, упущения, были и успехи и удовлетворение. Я рос, развивался, умнел и ошибался – и это все мое, ибо здесь я нашел свою профессию, свое место в жизни, свою замечательную семью, и Джемму, и детей Олега и Женю, и их семьи. Здесь прошла почти вся жизнь. Меня окружали, в подавляющем большинстве, умные, порядочные люди – друзья, товарищи, учителя, соратники. Здесь мне делали добро, я творил добро по образу и подобию моих наставников. Здесь я познал радость успехов и горечь неудач. Но ведь правду говорят: «Кто не изведал горечь поражений, тот не познает радости побед».

Всего было. И было со мной, со мной и останется. Уезжая в отпуск или отправляясь в плавание в дальние края, на другие континенты, я всегда с радостью и восторгом возвращался в родные края, в родной дом и училище. И нет ничего ценнее, кроме как видеть по возвращении улыбки и счастье на лицах родных, доброжелательные приветствия коллег по работе.

Херсон! Замечательный южный украинский город. Зеленый, пахнущий ранней зеленью и цветущими липами, и неповторимым ароматом город. В 1950 году он встретил нас пыльными улицами (три главных были мощеными – проспект Ушакова, улицы Суворова и Перекопская), бричками с запряженными лошадьми и единственным автобусом, связывающим Военное, Центр и Забалку. На будущей площади Свободы стояла пожарная каланча (сейчас здесь почтамт) и ее пространство курсанты использовали как футбольное поле, а преподаватели для занятий физкультуры и основами военной подготовки – передвижение по-пластунски и бег по пересеченной местности.

Далее вниз по проспекту Ушакова шли частные дома и, наконец, слева показался разрушенный во время войны главный корпус мореходного училища, а справа на углу улицы Комсомольской – экипаж учебного заведения, общежитие по-морскому. Теперь это учебный корпус номер три морского института. Но в экипаже нас не приняли, а дали провожатого - дежурного, назначенного специально для этой цели, курсанта и нас отвели в теперешнюю школу-гимназию номер двадцать имени Лавренева. Тогда это здание временно (с 1944 года по 1952 год включительно) занимала мореходка. В здании школы находились аудитории, кабинеты и лаборатории, еще слабо оборудованные, и административно-управленческий персонал. Со двора здания был вход в большой и высокий спортзал, в котором мы потом занимались спортом, а вечерами, по субботам и воскресеньям, ходили на танцы.

Но пока завели в спортзал, показали свободные матрацы и подушки без простыней и наволочек (выдавались только по зачислению в курсанты) и предложили умыться и лечь спать, что мы с дороги (а нас собралось семь человек с одного поезда) и сделали. Курсант, который вел нас в школу, многое рассказал об училище. Рассказы его носили содержательный, познавательный и положительный, даже восторженный, характер. Было видно, что курсанты гордятся своим, еще не совсем обустроенным, училищем. В спортзале нас было человек сто. Люди были разные, из разных краев, разного воспитания, в основном, благожелательные. Но были и те, которые не сдали экзамены, и до отъезда по ночам кутили и шутили. Шутки иногда носили злой характер. Например, спящему юноше на живот ставили тяжелый ботинок или сапог, а между пальцев ног вставляли маленький листик бумажки и поджигали его. Можете представить, как такой подопытный вскакивал с матраца, что он говорил и как вопил. Правда, обиженный вызывал из предбанника спортзала дежурного курсанта и тот быстро наводил порядок: «Еще раз повторится и сдам охальника дежурному офицеру с последующим отчислением из абитуриентов или выдворением из корпуса». Утихало, но на пару дней. А потом повторялись и другие шуточки, не всегда безобидные. Но должен сказать, такие деяния заканчивались сразу же после зачисления в училище. С этим делом было очень строго: не дай Бог кого обидеть!

А в целом, обстановка была благожелательной. Многие привозили с собой учебники и школьные конспекты по предметам вступительных экзаменов. Не совсем уверенные в себе находили «знатоков» и просили помощи при подготовке к экзаменам. Человека три нашли и меня. Мы занимались ежедневно часа по три, по часу на каждый предмет – русский язык, математика и Конституция СССР (был и такой экзамен, как же Сталинская Конституция!).

Я заодно повторял для себя, а с ребятами писали диктанты (я диктовал и проверял), разбирали предложения, повторяли литературные образы и содержание художественных произведений, решали примеры и задачи, учили правила и теоремы, заучивали наизусть основные статьи Конституции.

Как нам сказали курсанты: очень важно помнить ее основные статьи и цитировать их при ответе на вопросы билета. Экзамены, их было пять, мы сдавали в течение двух недель. Эти дни на что-то надо было жить, а у меня средств было в обрез. Вначале выручали собратья по поступлению, особенно те, с которыми я занимался. Они подкармливали меня, пока у самих были деньги. Но по мере отсева за счет не сдавших экзамены, ситуация ухудшалась.

И тут, я так и не знаю почему, ко мне подошли два курсанта второго курса училища, спросили кто я и откуда, когда и что я ел и пригласили в курсантскую столовую, где накормили и дали вечерний паек с собой. А на другой день опять повели на обед и договорились с шеф-поваром Володей, чтоб он меня подкармливал. Я, конечно, стеснялся, мне было стыдно, но Володя Кузнецов, шеф-повар, меня нашел сам, выругал и обязал заходить ежедневно. Потом, будучи курсантом, мы с ним подружились, а когда я стал работать, то пару раз и его выручил. Дело в том, что он поссорился с начальником оргстроевого отдела, который подал искаженные данные в строевой записке (документ, по которому ставятся на довольствие на следующий день все курсанты, кроме больных в городских больницах, отпускников или практикантов), где на довольствие ставилось завышенное число курсантов. Ему это не простилось и началось выживание с должности. Пришлось заступаться и в этом мне помог замечательный человек, замполит училища Шевченко Василий Степанович.

Он, кстати, многому меня научил и особенно вопросам защиты людей от неправомерных гонений, тщательного и объективного расследования любых обстоятельств конфликтов и открытого объявления позиций: кто прав, кто виноват. Правда, бывало, что оба конфликтующих виноваты в той или иной степени.

Как бы там ни было, экзамены были сданы и нужно было подождать дня два до предварительных результатов. А мандатная комиссия, так у нас называлась приемная комиссия, в которую входили не только работники училища, но и представители КГБ, партийных, советских и комсомольских органов, была назначена через неделю. Пришлось ждать.

Предварительно, по баллам, я проходил. Но на мандатной комиссии, а я шел в числе первых, мне предложили зачисление на судомеханическую специальность, вместо судоводительской. Я уперся. Мне дали полчаса на обдумывание. Опять уперся. Тогда говорят – или судомеханическая или никуда. Пришлось соглашаться. Так из меня и получился судовой механик. Можно было бы, уже обучаясь в высшей мореходке, стать судоводителем. Но я этого не захотел. По сути. Все специальные дисциплины я неплохо усвоил в средней мореходке и мне не надо было их досконально изучать. Я прослушивал курс лекций, в основном, по теории механизмов и силовых установок, и сдавал зачеты и экзамены, имея за плечами достаточные знания по первому диплому.

Так вот и начиналась новая жизнь. Так я выбрал (или она меня выбрала) свою судьбу – свою мореходку.

Сказать, что в рядах первокурсников было все хорошо и без проблем, нельзя. Первые дни, месяцы и даже год шли привыкание, притирание, шлифовка взаимоотношений, признание лидерства кого-то и непризнание некоторых ребят своими.

Жизнь нас учила и мы учились жить в коллективе и жить его интересами. Были и ссоры, и скандалы, и даже взаимные физические оскорбления (хоть и редко, но случалось). Через два-три месяца началась очистка организма и моей группы «Б» первого курса механиков и параллельной группы «А». Человек пять ушли сами, поняв, что не туда попали.

Это были ребята или слишком вольнолюбивые (как же, жизнь по подъему и распорядку дня, по приказу и уставам – это не для них), или те, кого отторгали в коллективе. В моей группе трое ушли сами, двое не нашли общий язык с ребятами. А еще через пару месяцев некоторые посчитали, что взяли Бога за бороду и им все можно и начали «выступать».

Это были или пререкания со старшими и невыполнение распорядка дня и приказов командиров, курение в неположенном месте, порча обмундирования (в брюки шириной двадцать восемь сантиметров вставляли клинья и делали клёш тридцать шесть - сорок сантиметров: юбки, которыми подметались улицы – зато моряк в клешах!) или, что самое страшное, употребление спиртных напитков. Младшие, первый и второй курсы, тогда носили бескозырки, а старшие, третий и четвертый курсы – фуражки, мы их называли мичманки. Так вот, младшим хотелось в городе внимание обратить на себя, ведь девочки тяготели именно к «старикам», завтрашним выпускникам, а нас, молодых, тоже величали – салагами. Поэтому первогодки и особенно вторые курсы за пачку сигарет или папирос выпрашивали себе на увольнение фуражку мичманку.

Это была целая процедура. На построение на увольнение все выходили в бескозырках, а за воротами происходил обмен и старшекурсник в бескозырке возвращался в экипаж. Аналогичным было и прибытие из увольнения. В назначенное время, не дай Бог опоздать – лишишься права на обмен, и надолго, происходил обратный товарооборот.

Справедливости ради скажу, что я этим не страдал, девчатами не увлекался, а в увольнения ходил, в основном, в кино или на концерты. Хотя мне предлагали обмен без курева, просто так. А когда познакомился с Джеммой, то я был уже на третьем курсе и законно носил фуражку и три лычки на рукаве.

Все нарушения фиксировались строго и четко. За каждое следовало наказание в зависимости от степени вины: от трех нарядов вне очереди до строгого выговора в приказе начальника училища, это за серьезные нарушения – выпивка, оставил пост, опоздал на вахту, как мы говорили, в наряд.

За пьянство, драки, выходки в городе с задержанием милицией полагалось отчисление из училища. Поэтому большинство моих товарищей и я сам и не курили, и не выпивали, в рукопашных боях не участвовали до самого выпуска. Первой рюмкой, в двадцать один год, у меня был тост за окончание училища и получение диплома в 1954 году. Кстати, и тенденции такой, как у нынешней молодежи, не было. Даже мои старшие одногруппники Яша Квас двадцати шести лет, Толя Чернявский и Юра Ермоленко двадцати пяти лет, плававшие до училища за границу и имевшие в запасе деньги не пили и не курили, и нас, молодых, к тому сонму приобщали.

Так что с дисциплиной было все в порядке. С учебой были сложности. На первом курсе мне очень не давалась технология металлов. Как-то я пропустил занятия, был в наряде. Тема была сложной – диаграмма сплава железо-углерод. Я ее не понял и получил два. Ребята, правда, потом подошли к преподавателю, сказали, что я не был на объяснении этой темы, а они мне не смогли помочь.

Преподаватель стер двойку, поставил точку, лично мне на самоподготовке все объяснил и только тогда я воспрянул. А когда я с горя перед этим подал командиру рапорт об отчислении по собственному желанию, он при мне порвал его и сказал: «Не дури! Это твой дом и твое место». Тем более, что по другим предметам у меня все было отлично.

Спасибо ему, Михаилу Захаровичу Рубину, за его заботу о каждом из нас, а для меня он тоже, в определенной степени, судьба. Кроме собственного желания, меня дважды законно могли отчислить по состоянию здоровья. На первом курсе, идя в перерыве по коридору второго этажа, вдруг почувствовал слабость, головокружение, потерял сознание и упал на пол. Правда, здесь меня подхватили товарищи. Обследование показало два варианта: или язва желудка, или голодный обморок. Сошлись на втором, хотя потом на четвертом курсе язву таки найдут. Было приказано посадить меня на специальную усиленную диету и уже через месяц я поправился, стал пышать здоровьем. Нет худа без добра.

На втором курсе у меня начало резко ухудшаться зрение. Водили меня даже к лучшему окулисту области, доктору Строганову, ученику знаменитого Филатова. Он прописал лекарства, уколы и темпы потери зрения снизились, хотя я и был вынужден одеть очки - это развивалась близорукость.

Курсантам очки не разрешались, по линии военной кафедры мы готовились на военный флот, в том числе и на подводный. Но меня пожалели, тем более, что врач сказал, что зрение улучшится. Зрение, правда, не улучшилось, но училище я так в очках и закончил. Более того, ко мне присоединился курсант судоремонтной специальности Паша Шишков. Ему тоже разрешили ходить в очках, но он готовился не в плавсостав, а на береговую работу.

Так что, в случаях со здоровьем мне опять повезло. Это везение, как потом я узнал, было вызвано тем, что наш начальник специальности Иван Данилович Ларионов ходил к начальнику училища Ивану Захаровичу Кривошея с просьбой не трогать меня, то есть не отчислять. Не знаю, что Кривошея говорил нашим военным начальникам, но на медкомиссию меня больше не посылали, и трогать по состоянию здоровья не трогали. Только перед государственными экзаменами я прошел медкомиссию и то потому, что медсестры дали мне выучить наизусть таблицу для определения остроты зрения, которую я помню до сих пор. Например, стопроцентное зрение – слева-направо - Н, К, И, Б, М, Ш, Ы, Б. Если таблицы сохранились, то можете проверить справедливость выученного мной. И воинское звание лейтенанта я все-таки получил после военной стажировки.

Начиная со второго курса (как говорили одногруппники: «Год ты работал на авторитет, теперь авторитет работает на тебя») мне преподаватели других оценок, кроме отлично, не ставили. Особенно после того, как я решил сложную задачу по теоретической механике, а по судовым паровым машинам вывел новую формулу расчета эксцентриситета. Тут уже на меня работал Иван Данилович Ларионов и классный руководитель Борис Николаевич Зубков.

Я, правда, старался никого не подводить, всегда был готов к занятиям, усвоив досконально предыдущие темы. Готовился я по методу «в тот же день», то есть сегодня объяснили тему, сегодня же я ее и учу на самоподготовке. Таким образом, тема ложилась на длительную память, которая дольше и крепче сохраняется в голове. А перед уроком за пять минут просматриваю книгу или конспект и все, как на экране. Таким путем мне было легче учиться и готовиться к экзаменам. Сами Ларионов, Зубков, Грецов, Романов и другие педагоги меня даже не вызывали к доске, а слушали меня по собственной просьбе, когда класс по каким-то причинам (баня, хозяйственные работы, наряд по чистке картошки) не был готов к урокам. А закреплять-то надо было. Вот я и выручал друзей по их просьбе.

Второй и третий курсы запомнились плавпрактиками на пароходах «Иван Сусанин», «Экватор» и «Петр Великий». А на четвертом курсе была заводская судоремонтная практика на Одесском судоремонтном заводе тогда имени Андре Марти, сейчас завод номер один.

На «Петре Великом» нас впервые ставили на самостоятельные вахты сначала кочегарами, а потом, если выдерживал, и машинистами. Котлы были огромные огнетрубные комбинированные с пароперегревателями, поэтому потребляли неимоверное количество угля. И нам приходилось очень не сладко. Вначале нужно было бегом подвозить из бункера уголь тачками. Высыпать его и грузить бак шлаком, а шлак поднимать на палубу и высыпать в море. И опять уголь-шлак и так непрерывно четыре часа. После первой вахты, отбытой при температуре сорок пять-пятьдесят градусов, после сытного обеда и потребления большого количества воды, ноги не носили тело и нам штатные кочегары помогали подниматься из кочегарки на палубу.

Через день-два, пообвыкнув и усвоив правило «воду не глотать, а только полоскать рот», мы уже работали за кочегаров, а через две недели меня и троих моих однокашников перевели на вахту в машинное отделение. Здесь нагрузка была минимальной, но нужно было быть внимательным, смотреть на все приборы, делать замеры параметров и записывать показания всех приборов. Здесь же я совершил первый свой «героический» поступок на флоте.

На одной из дневных вахт с громким взрывом, давление шестнадцать атмосфер, лопнуло водомерное стекло парового котла. Все испугались этого грохота (нас учили: так взрываются огнетрубные котлы!) и рванули по трапу наверх на палубу. Я один не рванул, и не потому, что не испугался. Как раз, испугался до оцепенения, а когда оно спало, я увидел, что пароводяная смесь вырывается из водомерного стекла. Делом техники было подняться по трапу и перекрыть два крана, подающих на стекло пар и воду. Сконфуженные кочегары, машинисты и практиканты вернулись в машинное отделение и обозвали меня «местным героем». Знали бы они, как я испугался! Но я им этого не сказал, тем более, что капитан и старший механик объявили мне благодарность и на общем судовом построении вывели из строя и показали всему экипажу, как образец для подражания.

Так что, испуг или другой недостаток тоже можно использовать для роста своего авторитета. Но я-то себя знаю, поэтому оцениваю более объективно свои поступки. Правда, в других обстоятельствах я не успевал «бояться». Например, когда меня, молодого курсанта, побили хулиганы на улице Суворова или когда группа курсантов рыбной мореходки в присутствии Джеммы (я ее как раз провожал домой) предложила «разлюбить» ее и не ходить к ней на свидания. Я ответил, что этого не будет и что за моей спиной более мощная мореходка (у нас было вдвое больше курсантов), да и обидчики знали, что наши старшекурсники своих в обиду не дают никому. И я откажусь от Джеммы только при одном условии: если этого захочет она. Она не захотела.

Не успел я испугаться и тогда, когда тонул в море. Наш пароход «Петр Великий» прибыл с круизными пассажирами на борту в порт Ялта. Это был наш первый заход в знаменитый порт-курорт и в первом рейсе на этом судне. Уволили в город всех, кроме тех стоял на вахте. Вахта, служба – это на флоте святое дело. Был жаркий послеполуденный час. Отдельных героев потянуло в горы, как оказалось в виноградники. А большинство, пройдя всю набережную, решило искупаться. Дело было после шторма, на берег накатывалась одна за другой тяжелая волна, била по ногам и шумно возвращалась в море. Плавать мы все умели, во всяком случае, дома в Херсоне переплывали широкий Днепр и возвращались на правый берег одним заходом.

Здесь мы, группа ребят, пять человек, поплыли аж на внешний рейд, с километр, и благополучно возвращались назад. На полпути судорога свела мою левую ногу, а через три минуты и правую. На одних руках плыть было тяжело, да и далеко. Уставшее тело тянуло вглубь. Я позвал ребят и, естественно, меня начали поддерживать и подталкивать к берегу. Но перед берегом волна разбрасывала нас всех по сторонам и меня уносило от берега и затягивало ко дну. Несколько попыток друзей помочь едва не закончились плачевно, волна оказывалась сильней. Все-таки в какой-то момент одногруппники Вадим Козлов и Коля Альбаев, между прочим, классные пловцы, подхватили меня и сумели вытащить на пляжную гальку и стали растирать ноги. Боль от судороги была сильной, но все-таки я уже лежал на берегу и приходил в себя. Я обессилел и наглотался воды, но спасибо друзьям, не дали даже испугаться. Не суждено было утонуть, а жизнь продолжается и по сей день.

Что касается воды, то я ее не боюсь до этих пор (памятуя, чему быть суждено, того не миновать), но вот далеко заплывать давно себе не позволяю. Водная стихия безжалостна и к ней надо относиться осторожно, вдумчиво и опасливо. Ведь тонут иногда и великолепные пловцы и просто храбрые ребята.

Поэтому, во избежание неприятностей, я с трех лет начинал учить плавать и держаться на воде своих сыновей. Олег уже в четыре года плавал, Женя в пять лет научился держаться на воде, плавал сначала плоховато, воды побаивался, а потом, повзрослев, отлично освоились с морскими и водными просторами.

А плавать мы учились в Скадовске, где великолепный детский пляж – метров пятьсот вглубь и всё по колено. Сюда мы приезжали всей семьей и отдыхать, и учиться плаванию. Считаю, что каждый человек, а моряк безоговорочно, должен уметь и плавать, и долго держаться на воде, и выживать в любых условиях. Недаром, древние греки умение плавать относили к самым серьезным достоинствам человека, как и грамотность.

В нашем училище за этим и сейчас строго следят. Руководитель физвоспитания Джиоев Владимир Сергеевич после приказа о зачислении нового набора вывозит всех зачисленных на водную станцию и проверяет их на предмет умения плавать. Кто не может, того обучают в течение первого курса, и на плавательную практику каждый курсант направляется с формулировкой «обучен плаванию».

Как бы там ни было, училище я закончил в 1954 году и, как отличник, получил направление в Ленинградскую высшую мореходку. Но, будучи женатым, хватило ума отчислиться и перевестись в Одессу на заочный факультет и вернуться в Херсон. Здесь мне дали возможности пройти за три месяца вместо шести стажировку на военных кораблях, получить звание офицера и устроиться на работу (тогда это было нелегко) вторым механиком на буксир речфлота. А уже оттуда меня пригласили на работу в училище вначале лаборантом, два месяца, а потом комсоргом училища.

Конечно, вначале я был слабоват, опыта почти никакого. Единственное, что мне, как бывшему курсанту, хорошо удавалось, это контакты с курсантским составом, да и с командно-преподавательским составом тоже. Ко мне хорошо относились, ведь я, как тогда было принято, работал по десять-двенадцать часов, в ущерб, конечно, семье. Меня и критиковали, конечно, по-дружески, с советами, и поддерживали, и помогали. Особенно благосклонно ко мне относился начальник училища Кривошея И.З., завуч Кайстренко Н.Ф. и замполит Зубков Б.Н., начальник специальности Ларионов И.Д.

Уже через год дела у меня пошли хорошо. Особенно много внимания я и комитет комсомола уделяли, кроме учебы и дисциплины, досугу курсантов: спорту, художественной самодеятельности, вечерам отдыха, танцам, различным конкурсам и соревнованиям. Жизнь била ключом, каждому курсанту находилось место в общественной жизни, особенно в занятиях физкультурой, в пении морских песен под гитару (любимое дело многих поколений курсантов, сейчас, правда, это уже не модно). Умельцы петь под гитару были в большом авторитете, особенно когда большинство в увольнении, а оставшиеся (наряд и наказанные) собирались в кубриках и пели. Умельцев даже освобождали от нелюбимого дела – чистки картошки, лишь бы они услаждали слух остальных пением под гитару.

Жизнь в курсантской среде, как говорят, забила ключом, оживилась, стало больше организованности, порядка. Приписываю это не только себе, но прежде всего начальнику Кривошея И.З. и всему педагогическому коллективу. Меня начали похваливать, поощрять.

Высшей благодарностью командования считаю выделение мне комнаты в общежитии, куда я перебрался с семьей, с уже родившимся первым сыном Олегом. Жили мы в комнатке восьми квадратных метров (кровать, шифоньер, стол, стул и еле втискивалась детская коляска).

Мы с Джеммой крепко уставали, особенно она. Работа в школе, детские ясли, кухня, стирка и так далее. Спали втроем на одной кровати – Олежек был беспокойным мальчиком. Однажды ночью меня будит Джемма и спрашивает: «Где Олег?». Он спал с краю. Испугавшись, вскочили, включили свет – нет ребенка. Хватило ума заглянуть под кровать. Оказывается он, запеленутый, закутанный, свалился на пол и закатился под стенку, где, тихо посапывая, спал. Испугались мы здорово и с тех пор клали его посередине, пока не получили в 1960 году одну комнату двадцати квадратных метров в двухкомнатной квартире.

Это уже были хоромы. Сюда мы пригласили жить из Карелии мою маму и младшую сестру, малолетку Галю. Так впятером и жили. А когда родился Женя, то эту квартиру, две комнаты, оставили нам, а соседям дали отдельную однокомнатную.

Но вернусь назад. Как я уже отметил, особое внимание и благорасположение с похвалой на педсоветах и партийных собраниях питал ко мне начальник училища Иван Захарович Кривошея. И я думаю, не потому, что я того заслуживал, а так он готовил, учил, ободрял и воспитывал будущее поколение работников нашего мореходного училища. Он даже подготовил личное ходатайство перед Министром морского флота СССР о награждении меня Знаком «Почетному работнику морского флота», что и было сделано. Вручена была эта награда в октябре 1958 года.

Казалось бы, мелочь. Но по тем временам этот Знак обладал заметным преимуществом перед правительственными орденами. Например, награжденный этим Знаком, имел преимущество в получении жилья, мог также бесплатно путешествовать с семьей на пассажирских судах морского флота, чем я неоднократно пользовался, о чем ниже, мои дети имели право внеконкурсного поступления в морские учебные заведения, а уволить меня можно было только с разрешения Министра и так далее.

Я, кстати был первым в училище, кто получил этот Знак и самым молодым в министерстве награжденным. Его, по положению, давали за заслуги в работе не менее десяти лет (такого стажа у меня еще не было – всего три года), но на мне сделали исключение. И теперь в музее истории училища моя фамилия открывает список Почетных работников морского флота нашего учебного заведения, которых двадцать восемь человек.

Сказать, что я был фаворитом, не могу. И Кривошея, и другие руководители много мне помогали, но и серьезно спрашивали, крепко и от души критиковали, подсказывали в тяжелых ситуациях как поступить.

Постепенно наше училище стало занимать видное место в городе, нами гордились и горожане и власти, особенно, когда мы отменно проходили парадным маршем мимо трибун в дни празднования 1 Мая и 7 ноября. Даже была такая традиция, что впереди идущая тройка – начальник, замполит и начальник военно-морского цикла должны были после «Детского мира» выйти из строя, подойти к начальственной трибуне с тыла и выслушать оценку шествию колонны и выпить с этим начальством по две-три рюмки водки или коньяка за праздник. Эта акция была особенно понятна, когда парад припадал на холодную погоду.

Рос и мой авторитет в комсомольских кругах, что привело к приглашению поработать в обкоме комсомола на должности заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации. Но, перейдя туда, я не расстался с училищем и имел педагогическую нагрузку на заочном отделении.

Через два года я вернулся в родной дом уже начальником судомеханической специальности и преподавателем специальных дисциплин. К тому времени я уже заочно закончил Одесское высшее инженерное морское училище. Встретили меня хорошо, многие выражали искреннее расположение. Да и то сказать, вреда я никому не делал, зла не желал, а помогать всегда спешил всем - и курсантам, и сотрудникам училища. Моим кредо было «до конца жизни в коллективе осталось «твори добро» и «спеши на помощь».

Особенно часто приходилось защищать курсантов. Не все они были праведниками и паиньками. Многие отличались и буйным нравом, и несдержанным темпераментом, и завихрениями характера. Но это были наши, советские, молодые люди. И я всем воспитателям говорил, что если не мы, то кто их воспитает. Ибо воспитательные возможности училища значительно выше, чем домашние, или чем в других учебных заведениях. Здесь стимул – загранплавание, морской диплом, безбедная жизнь, путешествия за границу, еще за это и платят приличную зарплату, и многие другие блага житейские, которых тогда всем не хватало, особенно товаров.

А забота о курсантах, их защита не от плохих людей, а от тех, кто имел свое, то есть иное мнение по поводу учебы и дисциплины каждого курсанта и его возможного отчисления. По принципу – одного наказали, другим не повадно будет. Иными словами, в учебном заведении всегда есть люди, исповедующие взгляд: зачем возиться с человеком, если проще отчислить, и, как говорил вождь, нет человека – нет проблемы. К сожалению или к счастью, этот принцип не работал. На одного отчисленного находилось двое, а то и больше нарушителей. Это жизнь и молодым людям свойственно и ошибаться, и находить себя путем проб и ошибок, учиться на своих, а лучше на чужих ошибках и недостатках.

Не все меня в этом плане поддерживали. Были и такие, которые критиковали меня, а некоторые даже сплетничали: наверное, не бескорыстно все это. Скажу честно – бескорыстно. Вряд ли бы я имел авторитет среди коллег или, что еще показательней, среди курсантов, если ты, защищая одного из них, соблюдал другие интересы, кроме человечности. Курсантский телефон очень точный и объективный. Они о нас знают больше, чем мы сами о себе. Из поколения в поколение передается эстафета: к кому в училище можно обратиться за помощью, а к кому бесполезно вообще подходить. Ребята ведь нутром чувствуют кто их любит, уважает и принимает, хоть и за молодого, но уже человека.

Когда я стал заместителем начальника училища, а мне согласно правилам рапортовали дежурные курсанты по прибытии на работу, а приходил я, как правило, раньше всех, то я всегда пожимал руку рапортующему, спрашивал как прошла ночь, как самочувствие и так далее. А эти простые слова и рукопожатия становились достоянием личного состава и глубоко ими уважались.

На судомеханической специальности тогда было около двухсот пятидесяти курсантов, пятнадцать штатных педагогов (были и такие, которые работали на двух, а то и на трех специальностях, например, преподаватели английского языка, общеобразовательных, общетехнических дисциплин и они закреплялись за конкретной специальностью в качестве члена учебного совета и классного руководителя), три командира роты, заместитель начальника специальности по воспитательной работе и председатель цикловой методической комиссии судомеханических дисциплин. Так что с кем работать и кому работать у меня было. Потом контингент рос и достиг пятисот человек, соответственно увеличился и педагогический коллектив.

Забот и хлопот было много, ошибок и недостатков тоже, достаточно. Так что, мне доставалось «на орехи», в основном, за грехи курсантов.

Однажды часов в одиннадцать вечера звонит мне дежурный по училищу и говорит, что мои курсанты, судомеханики, покидают кубрики и по два-три человека ускользают через высокий забор в парк. Затевается что-то нехорошее. Пришлось бегом одеваться, ловить такси и мчаться в экипаж. К счастью, прибыл вовремя. Действительно, толпа моих старшекурсников, человек сто пятьдесят, окружили городскую танцплощадку и готовы были к открытым военным действиям против городской молодежи.

История банальная. Одного из курсантов побили здесь полчаса назад за то, что он потребовал извинения за хамские нецензурные слова в адрес девушки. Вместо извинения – физическое оскорбление. Душа молодого моряка требовала отмщения, вот и рванули добры молодцы в парк наводить порядок. К счастью, драка задерживалась, так как искали обидчика, который, как оказалось, предчувствуя беду, удрал. Мое появление в парке заметили, кто-то громко крикнул и вся моя толпа ринулась домой в экипаж. Пока я поднялся на этаж, все уже «спали» раздетые и укрытые – и как бы сонные:

- Что случилось, Александр Иванович? - спрашивают.

- А это я вас хочу спросить, - отвечаю.

- Да, у нас все в порядке, отбой был давно, все спят.

- Ну, тогда и спите, разберемся завтра.

Разобрались, нашли виновника, пожурили, но не выгнали. Наказали меня, командира и классного руководителя «за недостаточную воспитательную работу с личным составом».

Второй случай был сложнее и тяжелее, так как связан был с преподавателем. Работала на отделении классным руководителем и преподавателем теоретической механики Элеонора Ефимовна Крупник. Отец ее в свое время (тридцатые годы) был репрессирован, долго находился в тюрьме и ссылке, был освобожден и реабилитирован в пятидесятые годы. Так что не любить Советскую власть у нее были все основания. Я был у нее дома, познакомился с ее отцом, долго говорил и он мне понравился солидными рассуждениями, глубокими знаниями и всесторонней образованностью. Он тяжело болел, последствия заключения, а когда умер, то Элеонора Ефимовна решила покинуть Советский Союз. Своего она добилась, год ходила по всяким ОВИРам, горкомам, горсоветам, но уехала таки в США. По тем временам это было чуть ли не изменой Родине. Во всяком случае, мне, как её начальнику да еще вдобавок и секретарю партийного комитета училища было дано задание горкомом партии, я был еще и член горкома, отговорить ее от отъезда. Отговорить не удалось, да я и не слишком старался. Зная ее характер и волевые качества, я понимал, что это бесполезно. Боже! Какой поднялся ажиотаж. Преподаватель мореходки бросила Родину и уехала во вражескую страну – Соединенные Штаты Америки!

Потом она писала, что устроилась хорошо (она владела английским языком), преподавала в колледже, присылала подругам посылки, письма, поздравления, передавала приветы Сан Ванычу, так она меня звала. Мне было приятно получать приветы, но выговор-то я очередной получил за то, что потакал её антисоветским взглядам, хотя как я потакал, мне так никто и не сказал.

Сейчас мне особенно смешно. Какими же ограниченными гражданами, какими совками мы были, что мы исповедовали, да и как, в конце концов, жили! Разве это была жизнь? Жаль, что лучшие годы ушли на благо самой неправедной системы – системы тотальной слежки, ущемления человеческого достоинства и бедной, по своей сути, жизни!

Как бы там ни было, меня не выгонят за эти мои грехи. Работал я добросовестно, много и тяжело и это, наверное, ценилось. Хотя и не поощряли, но держали и даже продвигали по службе и по линии общественной деятельности.

Трудолюбие моего поколения, если хотите, некоторая жертвенность, умение пересиливать себя, выполняя нужные и ненужные задания, любую работу, относиться ко всему ответственно меня и моих друзей научили курсантские годы, то есть четыре года учебы, службы, практика, хозяйственных работ на объектах училища и города, и сельскохозяйственных работ в нескольких районах Херсонщины.

Что нам доводилось делать? Стоять вахты в кочегарке училища, обеспечивающей отопление корпусов, разгружать уголь и товары, завозимые в училище, проводить ремонтные работы от зачистки стен до замены стекол в окнах, строительные работы, уборку закрепленных территорий, как внешних – дворы, улицы, так и внутренних – здания, аудитории, рытье траншей, канав при прокладке коммуникаций и их ремонте в аварийных ситуациях, ремонт плавсредств и построек на водной станции, заготовку дров, продуктов питания и многое другое.

Не очень любимыми, но ежегодными были сельскохозяйственные работы. Все годы существования училища, начиная с 1945 года и до развала Союза, а точнее до 1993 года все курсанты, кроме четвертого, выпускного курса направлялись на уборку урожая, вернее на участие в битве за урожай. Так была устроена система сельского хозяйства, что еще его работникам удавалось посеять и вырастить урожай, а вот убирать его было некому. Платили им, работникам села мало, нерегулярно, а тут и свой урожай, на своих огородах и в садах созревал, нужно было его собирать, продавать и получать хоть какую-то прибыль. Выручало студенчество, иначе наш народ погибал бы от голода.

Сельскохозяйственным был первый месяц учебы – сентябрь. Мою и параллельную группу в далеком 1950 году в село не послали, оставили при училище выполнять ремонтно-хозяйственные работы, но, в основном, помогать строителям возводить главный корпус училища по проспекту Ушакова, 14, так как город требовал от командования и министерства освободить здание школы номер двадцать, которое мы тогда занимали.

Мне довелось работать на строительстве учебного корпуса. Месяц мы честно не учились и столь же честно трудились, радуясь, что не попали на сельхозработы. Но радовались напрасно. Вдруг в декабре, вернее, в конце ноября, нас всех снова снимают с занятий и направляют на сельскохозяйственный фронт.

Убирать уже пришлось хлопок. Тогда югу Украины, наряду со среднеазиатскими республиками, доверили выращивать хлопок. Как нам объяснили, армии был нужен порох, а солдатам форма одежды. Но «юг» подвел. Лето выдалось не длинное, не жаркое, хлопок не созрел, его держали на полях до декабря.

Везли нас в Голопристанский район по Днепру в огромной барже с одним сплошным трюмом. Везли все училище. Погода была мерзкой – слякотной, дождливой, холодной. Согревало одно – песни наших выдающихся певцов Саши Яковлева, третьекурсника, и Алима Лазебного, первокурсника. Они поочередно пели под гитару и под баян. В гулком трюме их голоса звучали словно на оперной сцене Большого театра.

На бис Саша Яковлев три раза спел морскую песню, слова которой я уже подзабыл, но смысл помню: «знай, жалеть ты будешь после, не оставляй, моряк, руля!» и «знай, жалеть ты будешь после, ведь любовь пройдет, как снег». Вот так всю жизнь я руля и не оставлял, и не забывал про любовь.

Привезли нас в Голую Пристань, а оттуда грузовиками доставили в село. Разместили в бывшей конюшне на соломе на полу, если это был пол, по-моему, земля. В поле выводили по утрам. Было холодно, руки мерзли. В варежках хлопковый бутон было трудно зацепить, а голыми руками долго не поработаешь. Приходилось комбинировать. Норма – сто килограммов хлопка за один день. Мой однокурсник Толя Федоров установил новую размерность – сто кэгэ на рыло.

Рыла эти кэгэ не вырабатывали по причине неумелости, холода и больших кэгэ грязи налипавшей на керзовые курсантские ботинки. Выполнял только один Толя. Как потом выяснилось, на дно мешка он сначала набирал земли, а потом трамбовал хлопок. Но его через неделю разоблачили и сослали на камбуз чистить картошку. Сослали зайца охранять капусту!

Что мы там убрали и сколько, история умалчивает. Приятно было одно – каждый день на ужин давали по литру молока и свежий, даже горячий, хлеб. Этот ужин был как праздник. И вообще, в колхозе кормили даже лучше, чем в училище. Селяне за этим хорошо следили.

Потом нас каждый год посылали на уборку зерновых и овощей. А уже с конца шестидесятых годов училище закрепили за местным большим совхозом «Овощной», который обеспечивал томатами огромный Херсонский консервный комбинат, вырабатывающий томатную пасту для всего Союза и загранторговли. Так что все последующие поколения курсантов работали рядом с Херсоном, жили неплохо, нормы выполняли и ими на селе были довольны.

Я уже рассказывал, что у нас были и свои герои «битвы за урожай». Например, Вася Януш выполнял по семь-десять дневных норм сбора томатов. Работал так, что местные передовики производства – женщины, приходили на поле у него учиться и искренне удивлялись его быстроте, слаженности и организованности.

А в целом, сельхозработы ни мы, ни курсанты не любили. Ведь, что получалось. Месяц, а иногда полтора выпадали из учебного процесса, программу обучения никто не сокращал, да этого и нельзя было делать. Поэтому в оставшиеся три месяца и педагогам, и курсантам нужно было усваивать и излагать семестровый материал. А это – перегрузки, отставание, недобор знаний. Но и эту трудность и курсанты, и педагоги с энтузиазмом, достойным лучшего воплощения, преодолевали.

Самым интересным и продуктивным для нас был четвертый, последний курс. Во-первых, мы все повзрослели, посерьезнели, а значит, нам доверяли воспитывать и помогать в учебе курсантам младших курсов. Во-вторых, у многих появились девочки, некоторые поспешили жениться. И, в-третьих, впереди преддипломная практика на судоремонтном заводе номер один в городе Одесса, а затем государственные экзамены и вручение дипломов. А для меня этот год (1953/1954 учебный год) был особенный.

Я разрывался между учебой и Джеммой, а еще и крепко заболел и попал более, чем на месяц в больницу с открывшейся язвой двенадцатиперстной кишки. Слава Богу, Джемма все поняла и сама установила график свиданий – раз в неделю часа на три или в субботу, или в воскресенье. В больницу она ко мне приходила два раза в неделю, а сокурсники по очереди и тоже по графику – каждый день. Приносили книги, конспекты и новые задания, так что я не отставал.

Преподаватели-предметники тоже один-два раза в неделю посещали меня в больнице, спрашивали по пройденному материалу, а оценки уже в училище выставляли в журнал. Разрешение на это дал начальник училища Кривошея И.З. по ходатайству начальника специальности Ларионова И.Д. Это, действительно, была забота и о здоровье и об успешном завершении обучения.

И в курсантские годы, и в первые годы работы в училище мне везло на старших товарищей, которые помогали от души, воспитывали меня, вселяли уверенность и оптимизм, формировали характер и, главное, душевные и духовные качества. И я им сегодня благодарен безмерно и вспоминаю часто, и посещаю их могилы на местном кладбище, и говорю о них на уроках и педсоветах, в музее и у стендов, им посвященных.

Это начальник училища Кривошея И.З., завуч Кайстренко Н.Ф., замполиты Шевченко В.С., Зубков Б.Н., начальник специальности Грецов Г.Г., Ларионов И.Д., руководители военно-морского цикла Карандасов П.Л., Роик Л.Ф., Риске Ю.Ф., Зайченко В.М., Лезгин Л.Е., командиры рот Рубин М.З., Билименко С.Н., Середенко С.И., преподаватели Нифонтов Н.А., Поносов В.Н., Гаспари (Мельникова) А.А., Глотовский С.А., Житарев А.А., Макаров Е.И. и многие-многие другие.

Подходила к концу учеба в училище и мы уже договорились с Джеммой, что как только я получу диплом, а она закончит первый курс педагогического института, мы поженимся. Далее все шло по расписанию: июнь – пять годовых экзаменов, июль – шесть государственных, в том числе по английскому языку и военно-морской подготовке.

Пятого августа в 10.00 утра нам под оркестр и аплодисменты небольшого числа младшекурсников вручили дипломы, а после обеда мы с Джеммой расписались в ЗАГСе, несмотря на сопротивление ее родителей и родственников. Она им всем сказала, это мой выбор и шаг этот всерьез и надолго. И это оказалось правдой, жизнь подтвердила её правоту.

Мы прожили с ней долгую, красивую, содержательную жизнь, как говорят, в любви и дружбе. И ни разу ни у меня, ни у нее не возникало сомнений на этот счет. Даже в размолвках, даже в бедности и житейских буднях мы не позволяли себе усомниться в нашем выборе. А ведь было очень туго материально. И к ней подкатывали богатые ухажеры, но она была исключительно постоянной девушкой и женщиной, и ни разу никому не дала надежды на иную жизнь. И я ей благодарен за это. Моя малая зарплата, ее стипендия с трудом позволяли сводить концы с концами. Достаточно вспомнить, что на работу я ходил в белых парусиновых туфлях, покрашенных гуталином в черный цвет, а в снег и дождь надевал на них галоши, что испокон веку было позором для моряков.

К сведению молодых моряков, тогда для моряков было три позора – ходить в галошах, носить кальсоны и отказать в помощи товарищу. А Джемме за неимением средств мы как-то купили детские туфли, они были вдвое дешевле, тридцать четвертого размера вместо тридцать шестого. Можно было представить, каково было её ножкам в этой обуви. Года три мы так мучились, потом она закончила институт, начала работать, жизнь пошла на поправку, что дало возможность подумать о детях.

Четыре года я работал секретарем комитета комсомола, работал, как говорят, от зари до зари. И это не осталось незамеченным. В 1958 году мне дали педагогическую нагрузку, как подработку. Преподавал я в двух группах судомехаников технологию металлов, которую когда-то, на первом курсе, не сильно любил. Но пришлось мне досконально осваивать предмет, что потом мне помогло на защите диплома в высшей мореходке получить пятерку как раз за грамотные и правильные ответы по конструкционным материалам судовых паровых и газовых турбин.

Комитет комсомола замыкался на партком училища и горком комсомола, где, кстати, я и получал зарплату. В состав комитета входили восемь курсантов второго и третьего курсов, я, освобожденный секретарь, и две дамы – молодой преподаватель английского языка Примакова Светлана Александровна и инспектор отдела кадров Сердюк Мария Васильевна. Этим женщинам я обязан умению держать себя в руках в самых форс-мажорных обстоятельствах, глубже анализировать ситуацию, вникать в душу каждого курсанта и видеть в нем не только плохое, но и хорошее.

Ведь тогда комсомол в работе с молодежью в учебных заведениях выполнял воспитательные функции, помогал организовывать и контролировать учебу, быт, досуг курсантов, работу кружков, спортивных секций, походы в театры и кино, шлюпочные походы по Днепру и Днепро-Бугскому лиману, встречи с интересными людьми.

Приведу только два примера. В 1958 году по команде горкома партии я был назначен старшим группы курсантов, участвовавших в съемках художественного кинофильма «Олеко Дундич». Здесь мы познакомились со знаменитым режиссером Леонидом Луковым, актрисами-красавицами Татьяной Конюховой и Татьяной Пилецкой. Естественно, была организована встреча курсантов с ними.

Это были замечательные люди, простые, сердечные и талантливые. Особенно мне и многим понравилась Татьяна Конюхова. Недавно я о ней прочитал большую статью в газете и рад, что она не затерялась на киношно-театральном Олимпе и сыграла немало замечательных ролей.

А однажды в училище в гости к курсантам по просьбе горкома партии пришли знаменитые тогда хоккеисты сборной СССР, чемпионы мира, Европы, Олимпийских игр Альметов, Локтев, Старшинов, Рагулин. Местные власти пригласили их в Херсон для встреч с трудящимися и нам удалось уговорить их на двухчасовую встречу с курсантами. Встреча закончилась бурными аплодисментами, сбором автографов и, безусловно, приятными воспоминаниями в дальнейшем.

Бывали у нас в гостях союзные и украинские писатели и поэты, художники и артисты, известные флотоводцы и знатные выпускники. Были и космонавты Алексей Леонов, Борис Волынов, Виталий Желобов. Многих из гостей мы на таких встречах или после них зачисляли в Почетные курсанты.

Так шли рабочие будни, шли дни, месяцы, годы. Начав преподавательскую деятельность, я с удовольствием приобщился к опыту стариков, ходил к ним на уроки, жадно впитывал методику преподавания, изучал педагогические приемы, задавал вопросы и получал доброжелательные советы.

Ходили и ко мне на уроки. Плохих отзывов не было. Были замечания и пожелания, что естественно. Но все отмечали мое умение свободно держаться в аудитории, не теряться, последовательно, четко и эмоционально излагать новый материал, закреплять пройденный. В этом мне помогала практика работы комсоргом, когда чуть ли не ежедневно приходилось выступать перед курсантами, оттачивать свое ораторское мастерство.

Иногда ко мне приходил завуч Ларионов И.Д. и просил по-дружески: «Саша, заболел преподаватель и заменить его некем. Чтоб курсанты не гуляли, не шумели пойди в группу, займи их полезной беседой». Занять было чем. И международными событиями, и внутренними победами, мы ведь тогда только «сражались и побеждали», и флотскими, и городскими новостями, и, конечно, спортивными, культурными и киношными темами.

Надо сказать, тогда еще не было в общежитии, а у многих и дома, телевидения, а радио не все слушали и газеты не все читали. А молодые люди, курсанты, были любознательными, их все интересовало, от погоды на мировых океанах до «агрессивной» политики капиталистических держав и «миролюбивых» стран социализма.

Я с удовольствием выполнял такие приятные поручения, заодно совершенствовал и себя, и ставил задачи перед комсомольцами на текущий и перспективный периоды. Эти беседы были популярными у курсантов. Поэтому на вечерней самоподготовке ко мне приходили делегации из групп и просили просветить их по самым жгучим вопросам. Вот почему мне самому приходилось выписывать домой массу газет и журналов, благо, подписка была дешевой, буквально копейки, и читать, читать, и читать.

Кстати, и книги тоже, особенно классику. Так что всю жизнь, работая в училище, приходилось учиться самому познавать многое в науке и технике, в политической и общественной сфере. Я и по сей день стою на позиции, что педагог, воспитатель должен многое знать, понимать и уметь объяснять и передавать другим свои знания.

Мне нравится фраза, сказанная, по-моему, академиком Тимирязевым – «нужно знать немногое о многом и многое о немногом». То есть во всех сферах человеческого бытия нужно быть осведомленным, а в своей профессиональной трудовой сфере нужно быть знатоком. Иными словами, мы педагоги, должны быть кладезью мудрости, копилкой знаний и щедро делиться ими с молодежью. А молодежь уважает «класс», «уровень» учителя и, естественно, педагогические усилия такого наставника она воспринимает более положительно, следуя его примеру.

Один пример. Работала у нас преподавателем английского языка Жанна Владимировна Лондкевич. Это девичья фамилия, потом она трижды выходила замуж и носила другие фамилии – Кононова, Фесенко, Жукова. Пришла она к нам после университета необычайно красивая, молодая, умная, грамотная, знающая, воспитанная девушка и с первого дня работы в нее постепенно влюблялись и курсанты, и молодые, и не очень сотрудники.

Но держала она себя строго, в рамках приличия и с достоинством, а если и была трижды замужем, то это, к сожалению, такие мужчины ей попадались. Авторитет у нее был огромный, уважение всеобщее. Так, в группах и те курсанты, которые не жаловали английский, вдруг стали говорить по-английски, это чтобы ей понравиться. Но цель-то достигалась. А нравилась она не только внешностью, но и внутренним содержанием, какой-то графской статью, благородством, интеллектом, как бы сейчас сказали, родовитостью, породой. И если не всем дана внешняя, потрясающая, как у Жанны, красота, то уровень интеллекта, богатство внутреннего мира зависят только от нас самих.

Известно, что спорт у нас любят почти все молодые люди и уроки физкультуры всегда желанны. Особенно, если преподаватель не формалист, находит к каждому подход, развивает у конкретного курсанта те спортивные качества, которые ему даются и хорошо получаются.

Такими преподавателями у нас были безусловный авторитет Илья Владимирович Ашпис, его молодой коллега Игорь Иванович Чернявский, а последние сорок лет Владимир Сергеевич Джиоев. Фанаты своего дела, уважаемые люди, они творили и творят здоровых и успешных моряков, пользуясь у курсантов небывалым уважением. Владимир Сергеевич, кроме уроков физкультуры, обучает всех курсантов правилам выживания на воде в экстремальных ситуациях.

Лет пять назад у берегов Турции потонул украинский теплоход, на котором были трое наших практикантов и семнадцать членов экипажа. Спаслись десять человек, в том числе трое наших курсантов. Прибыв в училище, они первым делом пошли в Джиоеву и поблагодарили его за науку. За то, что, благодаря ему, остались живы.

А секрет у Владимира Сергеевича прост – каждый должен, подчеркиваю, каждый, прослушать курс лекций и пройти тренинг-практическую подготовку: одевание спасательных жилетов и гидротермокостюмов «на время», прыжки в воду с десятиметровой вышки и самостоятельную высадку на плот, причал, берег. И пока курсант все это не пройдет, не усвоит, и не сдаст, в море он не уйдет. И никакие просьбы к Джиоеву, ни от друзей, ни от коллег, ни от начальства никогда не будут им выполнены, если кто-то попросит поставить зачет «по спасению». Здесь у него авторитетов нет, кроме авторитета грамотно выполненных правил поведения на воде.

А просьбы бывают, причем объективные. Например, в порт Херсон пришел теплоход и готов взять двух практикантов. Отход назначен на завтра. У одного курсанта все в порядке, другой не оформил зачет по выживанию в экстремальных условиях. Учитывая трудности с практикантскими местами, к Джиоеву бегут заинтересованные лица и просят:

- Владимир Сергеевич, парень хороший, но протабанил Ваш курс, а место на судне надо занять.

- Ничего не выйдет, судно уйдет с одним практикантом, а молодой человек, да и другие, наконец, поймут, как это важно думать о собственной безопасности и о цене своей жизни.

Шестидесятые и семидесятые годы прошлого века были бурными в развитии советского морского флота. Шло интенсивное строительство судов на собственных верфях, в том числе и на таких, как Херсонские и Николаевские судозаводы. Суда закупались и за рубежом, в таких странах, как Югославия, Польша, Франция, Италия, Греция и в огромном количестве. Так что в середине шестидесятых наш флот и по тоннажу и по количеству судов занял почетное пятое место в мире. Поэтому флоту нужны были кадры образованные, квалифицированные, ответственные и самостоятельные. Все училища расширялись, а наше особенно.

Уже к 1973 году контингент курсантов составлял 1770 человек стационара и семьсот человек заочников. Приходили новые люди – педагоги и руководители. Оборудовались новейшей по тем временам техникой лаборатории и кабинеты, стали в строй отряды учебно-производственных судов в Черноморском, Балтийском и Дальневосточном бассейнах. Суда эти могли перевозить три-пять тысяч тонн грузов и брать на борт до ста пятидесяти курсантов-практикантов. Класс судов - грузопассажирские, с обеспечением высоких требований по безопасности мореплавания.

Отряд учебно-производственных судов, УПС, подчинялся отделу практики Одесского высшего инженерного морского училища и находился в оперативном управлении Черноморского морского пароходства с точки зрения грузоперевозок и обеспечения валютного финансирования каждого рейса.

Валюта расходовалась на приобретение за рубежом топлива, масел, запасных частей, воды, продуктов питания, штурманские расходы на лоцманские проводки, проходы узкостей, портовые расходы: швартовки, стоянки, а также на выплату командировочных членам экипажа, курсантам-практикантам и руководителям практики от мореходных училищ. Один руководитель назначался на пятнадцать-двадцать практикантов.

В эксплуатации в отряде учебно-производственных судов были теплоходы «Горизонт», «Профессор Аничков», «Профессор Миняев», «Профессор Павленко» и «Профессор Кудревич», которым, кстати, командовал наш выпускник 1957 года Александр Косьмич Григорьев. И он, и другие капитаны УПС были самыми опытными капитанами, великолепными моряками и отменными педагогами.

Пройдя большую школу флотской жизни, все они умело передавали свои знания не только курсантам-судоводителям, но и организовывали практическую подготовку судовых механиков, электромехаников и радиотехников. Мне довелось быть с курсантами на всех перечисленных судах и я могу твердо сказать, что они достойно выполняли свое предназначение.

Помню, штурманы и практиканты увидели в Адриатическом море в стороне от курса большой плавающий предмет, похожий на шлюпку. «Право руля, - скомандовал Григорьев. – Курс тридцать градусов». Через пять минут мы были у объекта. Им оказался погибший большой кит, запутавшийся в рыбацких сетях. А в другой раз, идя из Барселоны в Марсель (потрясающие города и порты, я вам скажу), впередсмотрящий доложил капитану о каких-то двух предметах, плавающих по курсу судна. Ими оказались незадачливые молодые французские рыбаки. Была срочно спущена шлюпка. В ней старший помощник капитана, механик, матрос и два практиканта. Они вытащили из воды двух уже выдыхающихся рыбаков и доставили их на судно. Естественно, все наблюдали за этой операцией с борта судна – никто не усидел в кубрике или каюте, кроме вахты, конечно.

Ребят занесли в санчасть, выкупали, подарили белье, нашу курсантскую одежду, накормили, напоили, сделали необходимые уколы, приняли другие медицинские меры и сообщили в порт о спасении. Их уже искали, и для французов это было хорошей новостью. Нас потом принимали как братьев, водили по городу, в музеи бесплатно. Особенно нам понравился Марсельский Нотр-Дам де ля Гарде, у которого на куполе вместо креста возвышалась пресвятая Дева Мария с младенцем Иисусом на руках. Скульптура выполнена из чистого золота. Она уцелела даже во время войны. Немцы, оккупировавшие Марсель, не посмели снять это великолепие.

Чем еще характерен этот собор? Тем, что в нем размещены модели разных типов судов и самолетов. Суда от древних плотиков, галер и парусников до советского первого атомного ледокола «Ленин». Глядя на него, мы гордились, что в далекой Франции нас знают.

Наше судно активно посещали французы, благодарили за спасение, приглашали в гости. Нас с капитаном Григорьевым пригласил к себе домой председатель марсельского отделения общества франко-советской дружбы, русский по национальности. Он родился в 1925 году в семье белоэмигрантов и не питал враждебных чувств к Советскому Союзу. Рассказывал, что мечтает побывать в СССР, на своей прародине, мечтает посмотреть на природу и обнять русскую березку. Так его воспитали на тот момент покойные родители.

Но по тем временам, визы таким людям наши власти не давали. Руководство СССР панически боялось таких визитеров даже из состава общества франко-советской дружбы. Жаль, но что мы могли сделать? Даже доброго совета не могли дать. Наша система тщательно охраняла свой забор от проникновения таких лиц, которые могли объективно сравнивать наши уровни жизни. Поэтому на другой день мы пригласили группу дружеских нам лиц на судно, где капитан учинил шикарный прием с русской водкой, икрой и московской колбасой и с шампанским для дам, которые сказали, что оно даже лучше ихнего. Не знаю, лучше ли или нет – не пил, не пробовал, но могу поверить.

Кое-что мы умели хорошо делать. Например, упомянутые мной, водку, колбасу и икру. Естественно, «о разгулявшихся» капитане Григорьеве и замполите мореходного училища Фомине было по приходу в Одессу доложено куда следует.

Стыдно признаться, но на полном серьезе нам приписывали чуть ли не измену Родине, партии и советскому народу-строителю коммунизма. Да плюс еще расходы на продукты и выпивку, как же «буржуа» мы кормили советской едой. Правда, кто-то, видимо, нашелся умный, дело прекратили, наказывать не стали, а вот средства, потраченные на банкет, нам пришлось внести в судовую кассу. Мы от этого не обеднели, зато в чужом порту приобрели много друзей.

Французы народ оригинальный, относились к нам, русским, всех нас называли «русо», очень хорошо и приглашали по приходу судна к ним, заходить в гости и выступить перед рядовыми членами общества франко-советской дружбы. Особенно французы подчеркивали заслуги и славу Юрия Гагарина и достоинства русской и советской литературы, классики, которую ставили на уровень французской классики, что для французов является высшим сортом. Слава Богу, что в школе мы читали и проходили обе эти классики, разбирались в ней и вели серьезные беседы по любому писателю, кроме изгоев-диссидентов.

А вот нынешние украинские горе-политики изъяли из школьных программ русскую литературу. Молодцы, что еще скажешь?

Подготовка будущих моряков в нашем училище традиционно связана с крепким и устойчивым педагогическим коллективом. В училище работали классные моряки выпускники Одесской высшей мореходки, ОВИМУ, и Одесского института инженеров морского флота, ОИИМФ. И несмотря на то, что мореходное училище было средним специальным учебным заведением, планка обучения и воспитания была поднята высоко и все педагоги стремились ее достичь и преодолеть.

Я уже говорил, как серьезно занимался подбором кадров, их обучением и воспитанием начальник училища Иванов Борис Никитич. В первый год работы он поменял двух заместителей, двух начальников специальностей, пригласил на работу человек десять опытных специалистов плавсостава, имеющих рабочие дипломы второго и даже первого разрядов. Одним из замов, по воспитательной работе, он назначил меня, преодолев серьезное сопротивление горкома партии, заручившись поддержкой первого секретаря обкома партии Антона Самойловича Кочубея, с которым дружил и был в хороших отношениях. И мы пошли в сложный поход за знаниями и за успехами в подготовке хороших моряков, мужчин, людей.

Обновленному коллективу эта задача оказалась по силам. Главное – это дружный, сплоченный состав преподавателей, увлеченных общей целью, исповедующих хоть и разные, но, в целом, эффективные формы и методы обучения и воспитания. Коллеги не стеснялись делать друг другу замечания в корректной форме и хвалить, если педагог того заслуживал.

На заседаниях педагогических советов не было говорильни, самовозвышающих отчетов, а были поиски путей улучшения работы, оценки высказанных предложений и новых путей. Преподавание велось на русском языке – мы замыкались на Министерстве морского флота СССР, поэтому все учебники, программы и учебные планы издавались в Москве на русском языке в издательстве «Транспорт». Да и кто мог взяться печатать флотские учебники, зачастую переведенные с английского на русский, на украинском языке для трех мореходок в Украине, или на грузинском – для одной Батумской мореходки? Это были бы золотые по цене учебники, с учетом их малых тиражей.

Педагоги по собственной инициативе обменивались опытом работы, конспектами и материалами лекций, что свидетельствовало о неформальном подходе к делу. В коллективе существовали хорошие традиции отмечать праздники семьями, не забывать про «даты» своих коллег, организовывать маевки, вылазки на берегах Днепра и его островах. Для этого использовалось небольшое учебное суденыщко «Херсонес», дарованное нам морским торговым портом. Весной и летом на нем проходили практику курсанты, несли вахты на полном серьезе, частенько самостоятельно, а в выходные – походы сотрудников с семьями. Это сближало коллектив, в котором легче решались и личные проблемы.

Не могу не упомянуть всех тех, кто причастен к развитию училища в пятидесятые-шестидесятые-семидесятые годы прошлого века. Их много, порой они сменяли друг друга, но трудились в одном, серьезном режиме и в правильном направлении. Назову те фамилии, которые чаще всего вспоминают выпускники послевоенных лет, кому они отдают дань уважения и произносят слова благодарности. Это педагоги с большой буквы. Это те люди, которые учили меня тоже. Некоторые из них ушли, как говорят, на заслуженный отдых совсем недавно, на рубеже двадцатого и двадцать первого веков.

Пишу по памяти, а не по алфавиту. Итак, люди, которые писали биографию Херсонской мореходки Минморфлота: Вербицкий А.Е., Ткаченко П.Л., Беляев И.Г., Пастух Г.Е., Пундык Т.Д., Шепель В.Н., Яремчук В.И., Токарев Л.И., Миронов В.В., Сергиенко Л.И., Драгомарецкий Г.Г., Гаар Э.И., Мельникова А.А., Мельникова А.Ф., Моторный В.А., Донцов Г.П., Кривошапков С.П., Тилилейкин П.С., Федотко М.А., Степаненко В.В., Стешенко Д.М., Лозинский М.А., Хлебникова Л.Н., Нифонтов Н.А., Зубков Б.Н., Ашпис И.В., Римский В.И., Капуллер И.А., Нога Ю.Н., Жуковский В.А., Волкобой Ю.Ф., Латунова К.А., Латунова О.А., Киреев А.Н., Борко П.М., Дворовенко М.Ф., Мартынов В.Е., Борисов А.Н., Колесник Т.П., Хмеллер П.Н., Клейн С.Я., Митрофанов Д.С., Луценко А.А., Жертуев С.П., Большаков В.А., Павлов В.А., Примакова С.А., Антоненко Ю.В., Джиоев В.С., Литвак М.С., Кайстренко Н.Ф., Харлов В.И., Харлова Р.В., Харламов В.Г., Плющ В.Н., Атаманюк В.Ф., Лиханский В.С., Калинин В.П., Бородулин Г.Н., Баскаков Л.М., Баскакова Л.Н., Алыбин Ю.Н., Анпилогов В.Д., Финкельштейн Р.М., Ковальская Н.П., Винник (Померанцева) Н.И., Ефимов А.Л., Комарова Е.Г., Красильников В.А., Дубровин Ф.Г., Дубровина Г.С., Клеткина Е.М., Качалов А.В., Гамелаури А.А., Плотников П.П., Бушуев П.И., Кононова Ж.В., Катренко О.Д., Суркова К.С., Кушнаренко А.И., Николаенко И.Н., Морманская З.В., Ковтушенко Г.Е., Лукомская Т.Н., Нечитайло (Мудрая) З.Н., Ковалева И.Н., Мороз Н.И., Гуцол Б.Н., Розов В.А., Щербина В.Г., Чернов В.А., Макаров Е.И., Гусев Д.А., Иванов Б.Н., Кругляков В.З., Шехтерман Л.М., Олейник (Каширина) В.В., Пономаренко В.М., Миткалева Л.Я., Скрипка Г.Л., Кавун В.И., Бидуля Н.В., Малик Ю.М., Забалуев В.П., Воловник Е.П., Романов В.Н., Дембницкий В.Е., Глотовский С.А., Крупник Э.Е., Карасев К.К., Романцов А.М., Анисимов К.В., Сердюков А.Н., Комаров В.А., Козенко С.И., Кривошея И.З., Бородулин Г.Н., Иванов Б.Н.

Отдельно хочу отметить имена офицеров военно-морского цикла, много сделавших для обучения и воспитания настоящих моряков. Это: Карандасов П.Л., Гудков В.Н., Пучинин И.А., Захаров Л.А., Жиганов А.В., Роик Л.Ф., Риске Ю.Ф., Жулин В.Ф., Черняк Н.В., Матвиенко А.С., Зарва А.С., Грушко С.А., Степанов И.Н., Скотников В.В., Хлопов В.М., Яворский Р.Д., Юршан П.И., Карпенко Н.С., Дудов В.Е., Чернозубов Л.И., Котов Н.Д., Рудометов П.В., Патлатый Г.Н., Галкин И.М., Федотов А.В., Зубков В.И., Рыбак Н.И., Фененко А.Н., Боровской П.В., Голеусов В.Ф., Земсков Е.А., Петров А.К., Шалахвостов В.М., Алексеев Ю.А., Клименко В.Ф., Гараненко Г.И., Толоконников С.С., Москаленко Б.Н., Постоев А.В., Гук Л.И., Пилипенко И.А., Романовский Ю.М., Раенко А.С., Сербулов Б.А., Нестеров И.А., Рыбак Н.И., Тумайкин В.К., Бурьян В.Н., Голубев В.Н., Котельников А.Ф., Скорин А.А., Осипов Ф.И., Заиченко В.М., Пилатов С.Г., Буев А.М., Шумилов П.Н., Осмола Ю.Н., Лебедев Н.В., Трибуль Н.В., Лепешко В.Н., Андреев Б.Н., Хижняк Ю.А., Громов В.Н., Левченко А.И., Романовский Ю.И.

Каждый из офицеров от лейтенанта до капитана первого ранга был личностью неповторимой, незаурядной, работоспособной, с положительной склонностью к воспитанию курсантов.

Шли годы, менялся облик училища, менялись и кадры. Одни уходили на пенсию, другие покидали этот мир и им на смену приходили новые кадры – талантливая молодежь, фанатичная в своем желании передать все свои знания, умения и еще не очень большой опыт сразу и незамедлительно и чтоб каждый курсант достигал их уровня.

Что ж, достигали и шли дальше, а некоторые потом возвращались в училище на педагогическую работу. Назову и их имена: Тригуб С.Н., Глущенко А.И., Дендеренко А.А., Заднипряный В.А., Черненко В.А., Черченко В.Н., Колесник Н.С., Сиденко Т.А., Жиртуева Н.С., Ярошенко М.А., Уваркина С.А., Лаптенко Н.И., Жакомин А.И., Лисовой С.Ю., Пискунов Б.П., Усов В.М., Корж А.К., Билецкий К.Б., Кулешова Е.М., Безлуцкий В.А., Евсикова С.Н., Годованюк С.П., Лещенко А.М., Липшиц Л.В., Мажара А.В., Маслов В.А., Присяжная Т.С., Пищухина М.В., Сокол И.В., Соловей А.С., Янин А.И., Билоног Н.А., Сычева В.Е., Сысуев А.Ф., Матвеев Е.В., Сердюков А.Н., Комаров В.А., Егоров В.Т.,Скиданов Л.И.

Происходила, как видно, естественная смена поколений. Неизменными оставались традиции и дух педагогического коллектива. Хотя и традиции потом несколько трансформировались в духе времени. Методика преподавания, индивидуальные формы воспитательной работы, конечно же, менялись.

Нынешним курсантам все меньше нравятся коллективные мероприятия, собрания, походы в театры и кино, вылазки на Днепр. Из коллективных форм они сегодня признают только ежегодные Ритуалы посвящения в курсанты, спортивные соревнования среди групп, рот и специальностей, конкурсы самодеятельного творчества, в частности, КВН местного и городского значения.

Вся глубина индивидуального воспитательного процесса легла на плечи командно-преподавательского состава от ректора института Ходаковского В.Ф. и начальника колледжа Тригуба С.Н. до каждого педагога-предметника и классного руководителя.

Главное в этой работе не оставить без внимания ни одного случая серьезных достижений курсанта в учебе, в спорте или в творчестве, и всех неблаговидных проступков в поведении, отношении к окружающим людям, к родным, к товарищам, к девушкам.

Всегда под контролем держатся вопросы посещения занятий, выполнения распорядка дня, своевременного прибытия из увольнения и на построения, соблюдения формы одежды и одного из основополагающих факторов морской жизни и службы – выход на вахту и добросовестное её несение согласно инструкции.

Раньше были серьезные стимулы к хорошей учебе и поведению. Это – визирование на загранплавание, направление на индивидуальную плавпрактику, как правило, на штатные судовые должности, достойное распределение на работу в наиболее авторитетные пароходства, дополнительные отпуска на праздники и многое другое, в том числе и все формы материального и морального поощрения. Из этих стимулов сегодня, практически, ни один не действует.

Визы открывают любые частные конторы и офисы, но, разумеется, за плату, мест на плавпрактику почти нет (устраивайся сам, кто как может, а если и есть, то для небольшого количества бюджетников). Распределение есть, рабочие места предлагают, но это не то, что хочется молодежи. Им подавай океанский лайнер, кругосветные плавания с заходом, желательно, в Японию, Австралию, Новую Зеландию, Сингапур и Сянгам (Гонконг), и в страны Средиземноморья.

Остался один фактор. Без глубоких знаний государственных экзаменов не сдать, а значит, и диплома не получить. Стоит ли тратить на такого моряка родительские деньги? Добро, если они лишние, есть и такие. А если это на пределе возможностей семьи? Тогда худо.

Большинство все-таки понимают, зачем они поступили в морское учебное заведение и нормально занимаются, выполняют все программы и планы. Должен отметить также, что несмотря на капитализацию общества и прагматизм современной молодежи, у многих ребят имеет место быть и такое качество поколения пятидесятых-семидесятых годов, как романтика моря, желание познать неведомое и неизведанное, побороться со стихией, проэкзаменовать самого себя морем. Из таких парней при достаточном уровне подготовки выходят отличные моряки, которые очень быстро растут по служебной лестнице. А учитывая возросший мировой спрос на квалифицированных морских специалистов, им открывают двери лучшие судоходные компании. Правда, для этого, кроме специальности, нужно овладеть английским языком.

В такой обстановке, с учетом рыночной экономики и частичным переходом на платное обучение, а таких курсантов вдвое больше, чем на бюджетной форме, становится интереснее работать. Сложно, не совсем предсказуемо и планово, как было раньше, но зато возникает необходимость трудиться творчески, умело ориентироваться в постоянно меняющейся обстановке.

Меня, как и многих других коллег, это устраивало и морально удовлетворяло. Что касается материального удовлетворения, то, конечно, до уровня зарубежных коллег нам еще далеко, хотя по нашим отечественным понятиям, мы не являемся бедняками, находящимися за чертой бедности. Ведь можно работать не на одну ставку, а на полторы. А потом мы привыкли к трудностям и в рыночной экономике продолжаем их мужественно преодолевать.

Должен сказать, что своей жизнью я доволен. Не все было гладко, красиво и шикарно. Но я нашел свою нишу, свое место в жизни, не прыгал по разным работам и организациям, делал честно свое дело и, главное, работал с людьми. И за эту судьбу, скажем так, удавшуюся, я сердечно благодарю мой, навеки любимый город Херсон и мою не менее любимую мореходку. Именно они стали моими гаванью, пристанью и родным домом, именно они помогли мне обрести, построить и создать семью, вырастить своих детей и воспитать сотни тоже близких по духу юношей.

И сейчас, живя у детей за границей, я часто вспоминаю вошедшие в душу многие места нашего города, здания, аудитории и кабинеты мореходки, и, главное, людей, горожан, сотрудников морского института и его курсантов. Мысленно я продолжаю ходить по знакомым улицам и переулкам, паркам и скверам, встречаться с друзьями, коллегами, соратниками и выпускниками училища. Мне помнятся еще мощеные и пыльные улицы, запах акаций и лип, плавную ходу Днепра, его берега и песчаные отмели, его устье и выход в лиман и море.

Мне снятся мои друзья и коллеги, я посещаю Николаев и Одессу, порты причерноморья, захожу в Одесскую высшую мореходку, где профессор Иванов Борис Никитич, мой бывший начальник, встречает меня постоянными возгласами: «Приветствую тебя, старина, лучшего замполита лучшей мореходки за все время ее существования!». И я, как обычно, отвечаю в унисон: «Только под Вашим руководством я мог таковым состояться! И Вам спасибо за совместную работу!».

Я посещаю всех друзей грузин из Батумской мореходки и вспоминаю момент, когда я участвовал в проверке училища в составе министерской комиссии.

Из кабинета коллеги я позвонил в Херсон. Дома была мама. Я ласково поговорил с ней, пожелал здоровья, а вечером делегация моряков-батумцев пришла ко мне в гостиницу с ящиками мандарин, коньяка и других яств, а на мой недоуменный вопрос: «Что это такое?», с улыбкой и пафосом ответила: «Мы Вас уважяем!».

- За что? - спрашиваю.

- А нам понравилось, как Вы с мамой разговаривали.

Грузины ценят женщин. У них этому нужно поучиться. И хотя у них не принято за официальный банкетный стол усаживать женщин, все же первый тост предлагают за хозяйку дома (она, как правило, стоит в дверях, что мне не нравится). Но сам тост первый, как всегда уважительный и комплиментарный за хозяйку, мне решительно нравится. У грузин надо поучиться, в определенном смысле, отношению к женщине-маме, женщине-хозяйке дома.

Мы же, славяне, частенько грешим или отсутствием, или не очень серьезным вниманием к своим бабушкам и мамам, женам, сестрам, родственницам. А они, наши заботливые дамы, очень этого заслуживают.

Для херсонцев это обстоятельство особенно важно. В далекой молодости, работая в областной библиотеке, в том здании сейчас ЗАГС, я наткнулся на дореволюционный справочник, искал сведения о Херсоне и мореходке – мы готовились к сто двадцати пятилетию училища, которое отмечалось в 1959 году, где было написано «Херсон – город невест», основан в 1778 году и так далее.

Главное, город невест. Почему-то с давних времен в городе преобладала женская часть населения (от пятидесяти двух до пятидесяти восьми процентов). То, что оно сейчас преобладает, понятно. В Херсоне есть несколько крупных предприятий, использующих женский труд. Например, хлопчатобумажный комбинат, на котором в пору его расцвета трудилось свыше двадцати тысяч представительниц прекрасного пола.

Говорю об этом потому, что мужчины-херсонцы разбалованы женским вниманием и заботой, а ответить им тем же, да еще лаской и нежностью, не хватает воспитания, да и самих джентльменских качеств. Хотелось, чтобы мои земляки мужского пола были истинными кавалерами и ценили своих женщин, пока они живы. А что толку с того, что мы горюем, когда они покидают нас. Нам должно быть дорого все то, чем мы живем, чем одаривают нас эти прелестные, чуткие и нежные существа – девушки и женщины!

Моя жизнь обрела глубокий смысл, по крайней мере, для меня самого, когда я убедился в надежности своей гавани и пристани – в Херсоне и в морском училище. На базе их у меня основался и собственный причал – любимая семья, жена, дети, невестки, внуки, родственники. Эти три тыла обеспечили и содержательную жизнь и радость человеческого общения. И понятие того, что жизнь прожита не зря.

Все в ней было - и хорошее, и плохое. Больше хорошего. Но без плохого нельзя. Не оценишь в полной мере и положительно все стороны своей жизни. Я любил и люблю свой город, свой, теперь уже, морской институт, свою теперь уже поредевшую семью. И я благодарен судьбе, что она одарила меня такими прекрасными для моряка компонентами – одним местом жительства, одним местом работы и одной семьей.

И если бы я начинал жизнь сначала, я повторил бы ее в точности, кроме, может быть, одного – я был бы теперь более внимательным, заботливым и отзывчивым к своей семье, к коллегам и товарищам, соседям и просто знакомым людям. Жаль, что поздно это понял.

Перелистывая страницы своей жизни, я еще раз хочу остановиться на детских и юношеских впечатлениях. Они касаются моего Отечества.

У меня две родины – Россия, где я родился, и где прошло детство, и Украина, где прошла вся оставшаяся жизнь. И я люблю их одинаково. Первая подарила рождение, вторая подарила жизнь. Но обе они неразрывны. А потому, как складывается сегодня жизнь граждан СССР, разделенных границами, мне становится неуютно, грустно и печально.

Я неприемлю незалежнисть. Да, и можно ли быть в современном мире независимыми? Все страны друг от друга зависят и друг без друга не могут. Все умные (Европа) объединяются, а все остальные разбегаются по своим барачным комнатам. Но, наверное, нам так и надо. Ибо за что боролись неправедными методами, на то и напоролись. Нынешним правителям пока этого не понять: каждому в своем углу легче красть и разбазаривать все - и богатство, и дружбу. Но придет другое время. Жаль, что моего поколения тогда уже не будет.

Но будущее – будет. Оно состоится в любом варианте. Дело только за временем и за другими людьми!

Глава ХІІI

А) Мои мысли, мои скакуны

             Я отношусь к тем людям, которые в жизни много думают, даже о тех проблемах, явлениях жизни, случаях, фактах и людях, которые того не заслуживают. Причем в своих мыслях и оценках своих слов и действий, я начинаю с себя, с собственной самооценки:

- Верно ли ответил?

- Правильно ли посоветовал?

- Не обидел ли кого-то своими суждениями, аргументами?

- Принесут ли пользу мои предложения и советы?

- Не оскорбительно ли я осуждаю действия и слова собеседника?

- Имею ли я право на вмешательство в чужую жизнь и судьбу? Если имею, то в каких случаях?

- Что лучше, сказать правду или умолчать, не вдаваясь в ложь?

- Можно ли и нужно помочь данному человеку в его беде?

- Не будет ли хуже от выполнения моих советов и рекомендаций?

- Нужно ли проявлять инициативу в советах или лучше подождать обращения с таковой просьбой?

- Что всего важнее в судьбе человека: его черты характера, внутренняя суть или образованность, знания?

На эти и многие другие (их сотни) вопросы, я отвечал сам себе по-разному, в зависимости и от самой личности собеседника, и жизненных обстоятельств. И всегда главным в ответе на житейские проблемы я считал два принципа – «спеши помочь» и «не навреди». Каждый человек, в принципе, обидчив. И, если ты его не правильно понял и оценил, то все твои слова могут глубоко задеть человека, затронуть тонкие струны его души и вместо добра, получится зло.

На закате жизни я окончательно убедился, что главным богатством человека являются знания, духовный мир, душевная тонкость, умение считаться с другими мнениями и суждениями, умение уживаться со всеми людьми, с которыми судьба свела по жизни, будь то коллеги по учебе, по работе, соседи по квартире или дому, попутчики в поезде, автобусе или самолете. Главное, не думать, что ты такой один и пуп земли, а считаться с любым человеком и его мнением. Нежелательно вдаваться в громкие ссоры и споры, долго доказывать свою правоту.

Жизнь всегда и всех ставит на место. Любые неправильные действия, в конечном итоге, приводят к печальным результатам. А добрые деяния отзовутся многократно в сердцах окружающих и принесут пользу.

Каждый человек, в конечном итоге, творит себя сам, пусть и с помощью семьи, друзей, учителей, коллег и окружения. И каждый сам в ответе за себя. И чем раньше человек поймет это, тем содержательнее будет его жизнь и положительней будет его оценка другими.

Какие же выводы я сделал из итогов своей жизни, что посоветовал бы другим ценить и уважать, каких придерживаться правил, чтобы обогатить свою жизнь и прожить её достойно?

Главное у человека – это семья. Мне могут возразить – это главное для женщины. Нет, для всех. Человек в полной мере может реализоваться на работе, по службе, в науке или общественной жизни только тогда, когда у него крепкая, здоровая, любимая и необходимая семья.

Это как в армии. Ее победам наиболее способствует крепкий тыл. Человек может полностью отдаваться своему делу, если уверен в прочности своей семьи и опирается на ее поддержку в трудные минуты.

Далее на почетное место я поставил бы любовь.

Во-первых, без нее не построишь и семьи.

Во-вторых, и, в-третьих, и в-пятых, и так далее человек лишен многого, если у него нет в душе любви. Только любовь к женщине, жене, к детям и людям дает ощущение полноты жизни и счастья, возможность осознавать, что ты кому-то нужен и достоин ответных чувств. Не давайте жизни загонять наши чувства в темный угол, терять их. Боритесь за них всегда и при всех обстоятельствах.

Серьезным моментом должен быть выбор сферы деятельности и профессии. Выбор такого пути, который адекватен вашей натуре, характеру, способностям и таланту. Причем, этот выбор желательно делать самому, а не под давлением родителей, друзей или обстоятельств. Если что будет не так, пенять можно и нужно только на себя.

Ответственность и трудолюбие – качества столь же обязательные, как и знания, и навыки.

Делу нужно отдавать всего себя, особенно в рабочее время. И только потом можно уделить внимание потехе.

Собственное всестороннее развитие, глубокие знания создадут вам имидж положительного человека и помогут успешно решать деловые и личные проблемы.

Интеллект, интеллигентность, высокая внутренняя культура будут способствовать вашему собственному достоинству и самоуважению.

Цените людей. Относитесь к ним так, как бы вы хотели, чтобы они относились к вам.

Не ропщите на судьбу. Она такова, каковую вы ее заслуживаете. Делайте, творите ее сами.

Контролируйте каждый свой шаг, выполнение своих планов, своей мечты. Не теряйте надежды на лучшее будущее.

Несмотря на торжество новых электронных средств массовой информации, больше читайте художественной литературы, особенно классики. Именно большая литература способна подарить вам наслаждение и жажду строить себя по советам и заветам классиков.

Боритесь против лжи, нахальства, зла, предательства, высокомерия, грубости, нечестности, жестокости, несправедливости, хамства, подлости и корыстолюбия.

Любите женщин – источник личного счастья, а для женщин – любите мужчин. Особенно это касается ваших женщин – жены, матери, дочерей, сестер и даже тёщи (не все они плохие!).

Оставайтесь человеком в любых, даже самых трудных и сложных обстоятельствах жизни.

Даже если «человек» не звучит гордо в наше время.

Всегда помните и будьте благодарны вашим учителям и наставникам – им ведь ничего от вас и не надо, кроме доброй памяти.

Можно жить в любой стране, которая вам нравится, но родина у каждого одна и ее, как и мать, не выбирают. Не теряйте с ней связь.

Не погрязайте в бытовых проблемах, ибо жизнь тогда станет неинтересной.

Всю жизнь я придумывал себе правила, собирал свои и чужие мысли, и афоризмы, которым старался следовать. Вот некоторые из них.

Б) Житейские правила и афоризмы (мои и не мои)

Никогда никому не завидуйте.

Старайтесь в каждом человеке отыскать что-то хорошее.

De mortius aut bene, aut nihil – о мертвых либо хорошо, либо ничего.

Дорожите каждым часом и каждой минутой – они невозвратны.

Не ссорьтесь по пустякам, будьте выше этого.

Больше юмора в сложных житейских передрягах.

Храните жизнь и здоровье окружающих.

Творите добро и будьте великодушны.

Цените людскую помощь.

Идите и приходите на помощь.

Не стойте на месте, только вперед!

Ни дня без книги, ни дня без любви!

Храните верность дружбе и любви.

Помните: в нашей жизни падения, как и взлеты, неизбежны.

Не пытайтесь добиться в жизни многого и сразу.

По ступеням жизни шагайте осмотрительно.

Не пренебрегайте перилами, шагая по лестнице, как вверх, так и вниз.

Растите детей, выращивайте сады и цветы.

Умейте радоваться птичьим голосам, зеленым почкам и цветам, водной ряби и лесной прохладе, солнцу, луне, земле и всему, что вас окружает.

Всего взять от жизни невозможно.

Берите от жизни только то, чего заслужили: славу, авторитет, почет, уважение, звания, награды и деньги.

Помните, вся суть жизни в семье и детях – это корень, основа нашего существования.

Не тратьте себя попусту, не разменивайтесь на мелочи.

Если не можете изменить обстоятельства, меняйте себя.

Ищите, находите и берегите!

Помните, каждое новое поколение не может не быть умнее нас – иначе не будет прогресса.

Стоя на плечах у родителей, дети всегда видят дальше, четче и детальней.

Никогда не радуйтесь чужому горю.

Мужчина должен всегда жалеть женщину, как будто она его дочь.

Есть достаточно людей, желающих вам добра, но есть и такие, которые желают зла.

Злые люди меньше живут и плохо кончают.

Зло, посланное вами в спину другому, вернется и вонзится в ваше тело.

Не бойтесь болезней и бойтесь здоровья, первое всегда найдется, а второе можно навсегда потерять.

Берегите друзей и они вас тоже будут оберегать.

Главная радость жизни – дети. А хорошие дети – её апофеоз!

На скользкой дороге не хватайтесь за воздух, все равно не удержитесь.

Опора ваша должна быть и твердой и искренней.

Не хитрите, хитрость возвратится к вам в более изощренной и многократно усиленной форме.

На каждую умную гайку всегда найдется не менее умный болт.

Опираясь на дружескую руку, ответьте другу тем же.

Односторонней дружбы, в отличие от дорожного движения, не бывает.

Не топите горя в вине, оно все равно всплывет и станет тяжелее.

Истинная радость жизни – общение с природой и людьми.

Неполноценная жизнь – это жизнь без заботы.

Умные мысли приходят на свежую голову.

Торопитесь жить, отстанете – не догоните.

Не растрачивайте себя попусту.

Помните предков, изучайте свою родословною – ваши корни.

Человек способен простить ближнему всё, кроме ума, таланта, успеха и авторитета.

Положительно можно оценить только то, что достигнуто самим.

Сумейте пронести свои чувства через всю жизнь, не расплескав их ненароком.

Преодоление собственных ошибок и неудач – путь к успеху.

Не разменивайтесь на мелочи, хотя без них и не обойтись.

Можно легко поймать миг удачи, но очень трудно его удержать.

Не гонитесь за легкой славой – она, как туман, быстро улетучится.

Не стесняйтесь почаще говорить жене: люблю, ты молодец, ты у меня - самая, самая, самая.

Глупость, как и молодость, проходит с годами.

Каждый – штурман собственной судьбы.

Если бы мы знали, что о нас думают некоторые друзья, мы бы их не имели.

Если мужчина потерял интерес к женщинам, значит, он умер.

Помните, что платят или за труд, или за позор.

Пути человеческой ненависти так же неисповедимы, как и пути любви.

Человек может простить врага, но не свидетеля своей слабости.

Человека сближает с людьми не столько единомыслие, сколько уровень мышления.

Надо быть способным усомниться в достигнутом и начать все сначала.

Многознание уму не научает, научает эксперимент, практика, опыт.

Неверно, что время – деньги. Время – это жизнь.

Все жизненные процессы необратимы.

От горя есть два лекарства – водка и работа. Выбери нужное.

Есть области, где женщины, несомненно, умнее мужчин.

Люди с нечистой совестью не спешат очиститься.

Паталогоанатомы учатся на ошибках всех других врачей.

Известно, когда на море беда, на берегу находится много умных советчиков.

Ум стариков – мудрость, которая рождается на стыке интеллекта, опыта и нравственного чувства.

Каждому человеку дано сделать собственный выбор.

Талант налагает ответственность, но не освобождает от неё.

Раны надо не скрывать, а лечить.

Небольшой эпилог

Я немного рассказал о своей жизни, о людях, которые меня окружали, о своем опыте и некоторых мыслях. Не претендуя на высокую оценку своих воспоминаний, хочу, чтобы кое-что было усвоено читалелем, как добрый совет и искреннее пожелание не повторять ошибок старшего поколения, идти своим путем и добиваться значительно большего.

Желательно, чтобы у каждого, кто хочет посвятить себя морю, была доброжелательная судьба и на старости лет было, что вспомнить.

Я еще раз благодарен своей судьбе за то, что она одарила меня Херсоном, мореходкой, Джеммой, детьми, друзьями, товарищами, коллегами, мужчинами и женщинами, юношами и молодыми людьми.

Хочу, чтобы новым поколениям моряков не пришлось преодолевать те, порой искусственные трудности, которые выпали на нашу долю.

Copyright © 2003-2022 Вячеслав Красников

При копировании материалов для WEB-сайтов указание открытой индексируемой ссылки на сайт http://www.morehodka.ru обязательно. При копировании авторских материалов обязательно указание автора