Выускники Херсонской мореходки

 

Главная • Проза • Евгений Куцев - При исполнении

ПРИ ИСПОЛНЕНИИ

При исполнении

В предпоследний августовский день Степан Иванович, старик лет семидесяти, сидит на рассохшейся скамье у ворот своей хаты и скучает. Несмотря на тёплую погоду, на плечи его накинут ветхий серенький ватник, на голове кепка. Палка, на которую он опирается во время ходьбы, а при случае может замахнуться и на собаку, и на скотину непутёвую, зажата между коленями. Очень хорошо, что небо сегодня покрыто сплошной белёсой пеленой, солнце просвечивает, но не жжёт, глазам глядеть легче, поэтому вынужденное сиденье доставляет старику всё-таки больше удовольствия, нежели хлопот. А сидит он на лавке не просто так, не пустым бездельем время коротает. Степан Иванович "при исполнении". В десятке метров от него, у самого края асфальтовой дороги, ведущей в город, стоит табуретка, покрытая светлой скатёркой, на скатёрке литровая банка мёда, свежие куриные яйца, пучок моркови и корзинка, наполненная яблоками. Рядом с табуреткой – ведро с помидорами. Всё это, вместе взятое, и есть объект надзора и предмет торговой деятельности, доверенный ему невесткой, – главной на сегодняшний день хозяйкой и распорядительницей большого семейства.

Табуреток и ящиков с природными дарами, подобных тем, что сейчас стоят напротив Степана Ивановича, много можно увидеть в конце лета вдоль дорог, бегущих через поля и сёла золотистых степных краёв, ой много. Редко ли, часто ли едут мимо хат машины, но выставленные у дороги арбузы, дыни, корзины с фруктами и овощами в эту пору для сельского жителя словно наживка на крючке у рыбака: быть такого не может, чтобы ни разу не клюнуло…

Вот и дед Степан сидит на лавке неподвижно, будто на берегу ставка: не кряхтит и даже головой не вертит. Ждёт. И голова у него – по ощущениям точно, что на рыбалке – удивительно ясная голова. Ничем посторонним голова не озабочена. Отдыхает голова.

Как сейчас время мимо старика катится – Бог его знает: может быть, быстро, а может быть, медленно. Глаза у Степана Ивановича наполовину прикрыты. Но он не дремлет. Он глядит на крыши соседских домов, на небо, на деревья, ловит доносящиеся до него звуки. Вот где-то петух подал голос. "Это Петренковский… всегда не вовремя кричит", – лениво думается деду. И впереди старика, и справа от него, и слева всё настолько знакомое, настолько привычное, родное, тысячу раз виденное-перевиденное: каждая травинка, каждая веточка, – что и совсем можно бы глаза закрыть, а картинка и при закрытых глазах никуда не денется.

Машина прожужжала мимо, и снова тишина... И ветер не дует – только верхушки тополей иногда за чубы таскает: то ли балуется ветер, то ли провину какую за тополями знает… У дома, что наискосок через дорогу, две курицы пролезли через изгородь и бродят по бурьяну вдоль забора. Что-то выискивают сосредоточенно.

"Ишь, повылазили, – сквозь щёлочки век следит за ними Степан Иванович, – ну да ничего, тут им погулять можно, от хаты далеко не уйдут. А гусей своих Мария закрыла, не видать гусей. Это она правильно, незачем им на речку".

Мысли старика начинают плавно скользить в сторону обмелевшей речки, которая округлым выступом примыкает к краю огородов. Сколько той речки на сегодня осталось – грустно сказать. Всего ничего осталось: камыш сплошной да комарья тучи. Запропала речка. Вон, остатки кольев кривые за огородами торчат, в землю вбиты. Было время – к этим кольям деревянные лодки-плоскодонки привязывали, а теперь от кольев до чистой воды, почитай, метров сто, а с осокой и камышом и того больше. И к воде уже так просто не подойдёшь – где раньше вода была, теперь берег илистый, топкий, по нему гниль всякая да стерня колючая, враз босые ноги порежет. Другое дело – гуси. Домашние гуси – статья особая, тем нипочём, те легко к воде пробираются. Но нынче гусей со двора рискованно отпускать, за околицей их беда стережёт: по берегам речки охотники заезжие в камышах бродят. Бывает, целыми компаниями наезжают.

При мысли о чужаках-охотниках дед Степан недовольно морщится: август месяц на дворе, приезжают-то охотники на дикую утку охотиться, а попадись им под руку домашняя, не задумаются, нет, тут же на месте и порешат, бесстыжие.

"В прошлом году… нет, в позапрошлом, – вспоминает Степан Иванович, – так же вот, приехали на машине двое, постреляли гусей, вроде не видит их никто, и ходу. Но Гришка – а это его гуси были – молодец, молодец. Сообразил быстро. Ружьё схватил, сыновей соседских крикнул, на моцыклетку посадил и в погоню. По просёлочной дороге километров через пять догнали ту легковушку, гусей убитых из багажника забрали, а машине колёса прострелили, – дед вздыхает взволнованно, не без удовольствия представляя себе, как всё это происходило. – И это ещё хорошо, что так закончилось, а могло быть и хуже, – размышляет старик, – знаю я Григория: так-то он с виду мужик смирный, а попробуй тронь его, о-о-о… глаза кровью нальются, лучше не подходи. Нет в нём страху, когда что не по-честному. Отчаянный мужик. Даже битый будет, но свою правду всегда отстоит. За то и уважают…".

А вот к городским жителям, так уж по жизни вышло, нет у деда Степана уважения. И не одни охотники тому причиной. Сельский народ, считает он, и надёжнее городского, и правильней. Любого возьми: у всех судьбы крепкие, узловатые, как натруженные руки. Городские – те большей частью пустые какие-то, легковесные, носит их сквозняками; живут на всём готовом, оттого балованные и друг к дружке невнимательные.

"Хотя и среди городских есть с пониманием, встречаются, – думает дед, – но тех ещё поди разгляди… А в селе каждая душа на виду пребывает. Все друг друга знают замечательно. Сызмальства знают. Здесь рисуйся, не рисуйся, а каков ты есть, таким тебя и видят. Если и случится среди деревенских такой, который возомнит о себе и начнёт сыпать направо и налево, дурость всякую за премудрость выдавая, – живо его свои же и одёрнут, и на место поставят. А в городе суетном такому самое раздолье: там и потарахтеть дадут вволю, и послушают, а по недомыслию, глядишь, ещё и приласкают…"
Степан Иванович перебирает в памяти своих соседей: одного, другого… Пройтись бы, поговорить с кем… "Нельзя, – снова вздыхает старик, – "при исполнении".
Ещё одна машина промчалась мимо. Не остановилась.

А поговорить дед Степан любит. На что он особенно талантлив – так это на разговоры. Но разговор у Степана Ивановича не пустой, нет. Интересный разговор. Непредсказуемый. Никогда заранее не угадаешь, какая новая тема из уст выскочит. Притом речи он ведёт совершенно бесхитростно, безо всякого заранее намеченного плана или умысла, и всегда, что называется, в строку. Послушать дедовские рассуждения, конечно, если вы никуда по важным делам не торопитесь, – весьма занятно. Соседи это знают, домашние знают, вот потому-то невестка и задействовала свёкра для общения с потенциальными покупателями, нашла таланту практическое применение. Давненько она подметила: не бывало такого случая, чтобы водитель, остановившийся рядом с охраняемой стариком табуреткой, уехал и ничего не купил. И смех, и грех: казалось бы, и не старается дед, и товар не расхваливает, не упрашивает, а подойдёт, слово человеку скажет – непременно собеседник головой покивает и обязательно что-нибудь да купит. И не один раз купит, а и в следующий раз, когда через село будет проезжать, обязательно остановится. По какой причине так благосклонны к старику даже незнакомые люди – до конца не ясно: ведь не в самих же речах его приворот какой кроется?

- Иванович! Приветствую! Как поживаешь? – слышит дед голос и видит у обочины жениного племянника Василия. Тот сидит верхом на запыленном дорожном велосипеде, одной ногой опирается о землю, другую держит на педали.
Дед Степан молча делает призывный жест рукою и указывает на скамью рядом с собой.
- Не, сейчас не могу. Мне в усадьбу надо. Обратно буду ехать, заеду!
Дед щурится на родственника, кивает, соглашаясь, и так же молча машет рукой: езжай, мол.
Велосипед, виляя передним колесом, неспешно отъезжает, унося племянника Василия прочь по направлению к усадьбе.

Усадьба… Как называли жители села с позапрошлого века стоящий на пригорке каменный помещичий дом усадьбой, так по сей день и называют. Дом в один этаж, без претензий на архитектурную вычурность, от нынешних отличающийся разве что высокими оконными проёмами и прочностью кладки. Свою первоначальную планировку, действительно, имевшую некогда барские черты, дом утратил давно. Как его только за последние сто лет не перестраивали, кого только внутрь не поселяли: и лазарет, и колхозное правление, и аптеку, и почту… всё перечесть – на двух руках пальцев не хватит. Сейчас в бывшем помещичьем доме обосновался сельсовет. А в левом крыле промтоварный магазинчик пристроился.
"Поехал… – смотрит вслед удаляющемуся велосипедисту Степан Иванович, – нет, не похоже, чтобы в сельсовет. Если в сельсовет, сказал бы… В магазин поехал… что ж ему там занадобилось?"
Перед мысленным взором деда возникают внутренности сельского магазинчика, магазинчика своеобразного, где на полках бок о бок можно встретить товары совершенно, казалось бы, несовместимые: помаду, например, одеколон, и тут же, под ними, гвозди и мешки с цементом. Тысяча мелочей выложена на полках. На все случаи жизни. Степан Иванович, думая то об одном товаре, то о другом, о третьем, теряется в догадках.
"Может, за сеткой-рабицей поехал? – думает дед, вспоминая слова сына, говорившего, что в магазин сетку на днях завезли. – Как раз бы Василию загородку для гусей поправить, чтобы те по двору меньше шатались. Давно пора. И кто его гусей так настропалил – нет, чтоб на чужих, так на своих же чуть не каждый день кидаются. На детишек в особенности. От дверей до калитки спокойно пройти не дают: крылья растопырят и кидаются. Есть среди них один – тот вообще зверюга, страсть какой сердитый. Такого на цепь посади, и собака во дворе не нужна…"

Дед Степан успокаивается мыслью, что племянник вскорости, когда вернётся, сам всё расскажет: и что купил, и для чего, и кого по дороге встретил. А пока, в предвкушении приятного общения, мысли старика продолжают течь медленно, словно обмелевшая речка, унося его от племянника к сердитым гусям, а от гусей снова поворачивая к диким уткам и заезжим охотникам.

"И зачем им эта охота? – глядя под ноги, размышляет дед, – поставь себе банку и пуляй по ней. Так нет же – прямо свербит живность какую-нибудь изничтожить. А для чего? Оно понятно, когда кушать нечего, тогда да, конечно… а так, ни за что, ни про что… баловство. А ведь природа, она такая – равновесия требует…"

Дед поворачивает голову к стайке воробьёв, которые с шорохом свалились на траву неподалёку от скамьи. Посуетившись, поклевав какие-то невидимые зёрнышки, воробьи так же стремительно вспархивают и исчезают.

"И у нас тут был один, вот по таким же вот воробьям стрелял, меткость свою показывал… – Дед мысленно крестится: – Упокой, Господи…"
- Эй, хозяин!
Громкий окрик возвращает Степана Ивановича к исполнению обязанностей. Прямо напротив него на дороге стоит легковая машина, приближение которой дед, занятый своими мыслями, откровенно проморгал. Между машиной и табуреткой с яблоками – мужчина и женщина, оба средних лет, судя по всему, семейная пара.
Дед Степан подхватывается со скамейки и, опираясь на палочку, подходит со своими недодуманными и невысказанными мыслями к вышедшим из машины людям:
- У нас тут тоже был охотник, – сообщает он им по-свойски, – и было у него ружьё. Стреляло ружьё – стреляло, много всякой дичи настреляло, много... А когда охотник состарился, взяло ружьё, да в самого-то охотника – хлоп! – и выстрелило. Вот вам и поворот событий, – дед замолкает, горестно покачивая головой.
Женщина, слегка ошарашенная таким вступлением, с недоумением смотрит на старика.
Мужчина тоже какое-то время молчит, переваривая услышанное, но, видя, что продолжения истории не будет, хмыкает и спрашивает у деда:
- Ну, и к чему это?.. Мораль какая?
- Что? - Мораль, говорю… Что из сказанного следует?
- Что следует?.. А то и следует, что у каждого своя голова на плечах имеется.
- Лена, – мужчина тихонько обращается к спутнице и голос его теплеет, – ты поздоровайся. Это дедушка тот самый…это он мне рассказывал, как они тут курган скифский ваганом называют…
- Здравствуйте! – женщина словно оттаивает и её глаза также наполняются теплом и заинтересованностью.

Вот, пожалуй, и всё. Весь секрет дедовского обаяния перед вами, дорогие мои, как на ладони. А, может быть, и нет вовсе никакого такого секрета.
Но пройдёт время, нет-нет, да и вспомнится кому-нибудь в сухом и шумном городе, обязательно к слову придётся: "Слушайте: ехал я как-то летом на машине через село, уже не помню через какое, остановился, яблоки хотел купить, да, и повстречал там старика интересного. И вот что старик рассказал…"

Но в каком ключе его рассказ передадут, как одобрительно о мёде и о яблоках отзовутся, что ещё при случае о нём самом с восхищением друзьям поведают – этого дед Степан не узнает. А и узнал бы, всё равно при своём мнении так бы и остался. Недолюбливает он городских, и точка.

Куцев Евгений,
04- 2021 г.

Поделиться в социальных сетях

 
Херсонский ТОП



Copyright © 2003-2022 Вячеслав Красников

При копировании материалов для WEB-сайтов указание открытой индексируемой ссылки на сайт http://www.morehodka.ru обязательно. При копировании авторских материалов обязательно указание автора