ШЛЁМОЧКА

Предысторию своего появления в провинциальном городе «N» я опускаю. Скажу только, что приехал в этот городок по заданию редактора газеты, заданию рядовому и, откровенно говоря, лично для меня не очень-то интересному, поскольку шанс увидеть впоследствии свой материал напечатанным на одной из первых страниц издания был заведомо невелик. В городе меня ждали. Номер в отеле – едва ли не единственном на весь городок – был забронирован, люди, с которыми предстояло встретиться, предупреждены. Несколько кварталов от автобусной остановки до гостиницы я с удовольствием преодолел пешком, разглядывая цветники и лужайки перед крылечками уютных домов; в фойе отеля пообщался с невероятно обрадовавшимся моему появлению администратором (отель, как и следовало ожидать, был практически пуст), затем поднялся на второй этаж, освоился в предоставленном номере, и, сделав по телефону два-три необходимых звонка, спустился обратно в холл с намерением выпить чашку кофе и в кресле подождать часок до того времени, когда за мною должны будут прислать машину.

Кроме администратора, стоявшего за тёмной дубовой стойкой и делавшего какие-то пометки в регистрационной книге, в холле на этот раз находился ещё один мужчина – он сидел в кресле под декоративной пальмой у журнального столика, куда в соседнее кресло с чашечкой кофе намеревался пристроиться и я. Мужчина возрастом лет тридцати, худощавый, в сером, хорошего покроя, но уже не новом костюме, и с очень необычным, мечтательно-печальным выражением лица. Не нужно было долго размышлять, чтобы понять: передо мной человек интеллигентный, среднего достатка, профессии, скорее всего, требующей постоянного общения с людьми, и, конечно же, постоялец этого отеля.

Получив заказанный кофе, я подошёл к столику, осведомился, не помешаю ли, и расположился на расстоянии вытянутой руки от грустного молодого человека. При обстоятельствах, когда два молодых скучающих мужчины сидят друг напротив друга в пустынном холле гостиницы, молчание не может продлиться долго. С моей стороны к беседе располагало то, что в город «N» я приехал впервые, и желание поинтересоваться мнением человека также приезжего, возможно и ранее посещавшего эти края, было вполне естественным.
- Извините, – произнёс я, – можно полюбопытствовать: вы в этом городе уже бывали или тоже в первый раз?
Прозвучавший ответ едва не выбил меня из колеи:
- Я здесь живу. Мужчина мельком глянул на меня и уточнил: - Не в гостинице, нет. В городе.
Кажется, я начал глуповато хлопать глазами, тогда как он, заметив моё замешательство, слегка усмехнулся и поддержал разговор:
- Вы приняли меня за приезжего потому, что я тут сижу?
- Да, знаете, я полагал…
- Нет, я не приезжий,– ответил он мягко и как бы для самого себя вполголоса произнёс не вполне понятную фразу: – приехал не я, приезжает она… Так за кого же вы меня приняли? – спросил он громче, и глаза его повеселели. – За коммивояжёра?
- Ну-у, как вам сказать… – выговорил я и, избавляясь от ощущения неловкости, произнёс увереннее: – Во всяком случае, не за местного жителя.
Всё же было досадно, что моя самонадеянная прозорливость, определившая мужчину стопроцентным постояльцем отеля, при проверке потерпела фиаско.
- На коммивояжёра вы не очень похожи, – добавил я с целью сгладить оплошность.
- Ну вот, – мой собеседник снова улыбнулся, – и тут вы не угадали.
- Да что вы говорите? Вы коммивояжёр? – Сказав так, я в большей степени изобразил удивление, чем ощутил его на самом деле. «Ну, хоть в чём-то оказался прав» – подумалось мне.
- Да, коммивояжёр, – произнёс мужчина, и лицо его вновь приобрело грустное выражение.
У меня почему-то пропало желание продолжать беседу. Опыт общения с представителями данной профессии, которую, собственно, правильнее было бы называть не профессией, а занятием, подсказывал, что так или иначе разговор непременно скатится в попытку расхвалить какой-либо товар или навязать ненужную мне услугу. Я понимающе покивал головой и стал пить кофе.
- Нет, я здесь не на работе, – словно угадав мои мысли, отозвался незнакомец, – я здесь по другому поводу. Понимаете…
Он запнулся на несколько секунд, но затем негромким и ровным голосом повёл речь, которая сразу меня увлекла, поскольку с первых же слов в ней проявилась не только искренняя заинтересованность говорящего, но даже какое-то нарастающее вдохновение:
- Понимаете, сюда приезжает моя знакомая, друг детства, можно сказать… мы учились вместе. Я жду её. А когда она приедет, я должен с ней поговорить. Вернее, она со мной. Она редко приезжает в родной город, редко… Но мы всегда встречаемся, когда она приезжает. Правда, встречаемся ненадолго, потому что у неё очень много забот. Очень много. Она… она актриса, известная актриса…
Он назвал фамилию и имя, которые мне ровным счётом ничего не говорили. Я виновато пожал плечами и признался, что имя актрисы мне, к сожалению, не знакомо.
- Ну как же! Впрочем, вы наверняка должны знать её в лицо, она играла роли в очень популярных фильмах.
И он привёл названия двух или трёх телевизионных сериалов, названия, которые я, действительно, слышал, но сами сериалы никогда не смотрел и содержанием их не интересовался. Признаваться в этом не хотелось, поэтому пришлось ответить, что на просмотр сериалов у меня просто-напросто недостаёт времени:
- Знаете, телевизионные сериалы я не смотрю. Побаиваюсь. Особенно вот таких, как вы говорите, популярных: начнёшь смотреть, потом невольно затянет и в итоге отнимет кучу времени.
- Жаль, жаль. Но вы посмотрите, при возможности обязательно посмотрите. Она очень талантлива, она так играет! Я не сомневаюсь, вы оцените. Кстати, если у вас есть желание, вы сегодня можете с ней встретиться.
Я не успел отреагировать на такое довольно странное предложение, так как рассказчик сразу же продолжил:
- Нет, нет, не здесь, не в гостинице. Вы вечером не будете заняты?
- Вечером… не знаю, не могу сказать точно, – промямлил я.
- Сегодня вечером она проводит встречу со зрителями, это недалеко отсюда, около цветочного павильона. Приходите. Вы сможете получить автограф.
Я ответил, что непременно постараюсь прийти.
Слово «постараюсь» мне нравится. Очень удобное слово. Сказав «постараюсь», человек не берёт на себя никаких конкретных обязательств. Это своего рода слово-лазейка: ну, подумаешь, не вышло, но я же старался… Совершенно другое дело, когда говоришь: «приду обязательно». Тогда приходится либо выполнять обещанное, либо обманывать самого себя и выдумывать доводы, почему ты этого не сделал.
Я сказал «постараюсь» и из вежливости спросил:
- Вы тоже там будете?
- Нет, меня там не будет. Там будут её поклонники.
- То есть как? – переспросил я в недоумении. – Разве вы не её поклонник?
- Нет. Я не отношусь к её поклонникам. Поклонники – другая грань.
- Грань?
- Грань. Соприкосновение. Мне не нужно то, что нужно её поклонникам. У меня этой грани нет. И ей как почитатель я тоже не нужен. Мы оба это знаем.
Мой собеседник наклонил голову и замолчал.
«А ведь он прав, – подумал я, – в общении друг с другом мы действительно каждый раз соприкасаемся отдельными «гранями». У кого-то этих граней много, у кого-то поменьше. Грань может быть широкой, а может быть настолько маленькой, что превращается в точку. Одна и та же грань для кого-то приемлема и желанна, для другого – категорически нет... Со своими контактами мы похожи на ячейки в пчелиных сотах: с одним человеком вот эта грань общая, с другим – другая, с третьим – третья… И у него с его подругой детства общая грань соприкосновения, скорее всего, очень хрупкая и едва ли не единственная. Хотя, все они, собранные вместе, какие ни есть, – нравятся нам или не нравятся – все они частички общего житейского поля».

Случайный собеседник становился для меня всё более интересным.
- Восхищаться человеком на расстоянии – этого мало, этого недостаточно… – мужчина вновь заговорил, понуро глядя в пол. – Ведь человек должен быть нужен человеку, а не только зрительному залу. А я её понимаю, понимаю как никто другой. Она мне доверяет. Когда она… когда она у меня на плече плачет, когда обнимает, когда рассказывает о своей жизни, я чувствую, что нужен ей. Ей становится легче. Когда она целует меня в щёку и называет Шлёмочкой, – он горько усмехнулся, – я это чувствую.
Я пристально посмотрел на него и спросил почти утвердительно:
- Вы её любите?
Он поднял глаза и задержал взгляд, всматриваясь в меня, словно в поиске подтверждения высказанной мысли где-то в глубине сознания, внутри меня самого… затем взор его угас.
- Нет, любят не так.
- А как?
- Не так… Что я ей могу дать? Ничего. Её жизнь намного ярче, чем моя.
На откровение незнакомца я тоже ответил откровенно:
- Но, по-моему, вы можете дать ей то, что никто, никто другой дать не в состоянии!
Мужчина пожал плечами:
- Знаете, я не обольщаюсь, – грустные нотки в его голосе пропали. – Всё может быть гораздо банальнее: привычка, что ли. Как-никак я коммивояжёр. Возможно, я просто привык считать себя нужным тем людям, с которыми беседую. Привык приносить то, чего им не хватает.
- И вам всегда рады? – спросил я жёстко.
- Нет, не всегда, – ответил он так же ровно, не замечая или не желая замечать скрытого в вопросе сарказма. – У людей могут быть свои проблемы, более важные. К тому же существует предубеждение, что рекламный агент – это обязательная болтливость, неестественно счастливый вид, напористость… Вам это знакомо, правда?
Я кивнул.
- Вот видите… Или на самом деле человек обиделся. Из-за этого потом и появляются надписи.
- Какие надписи?
- На входе. На входе в офис или парикмахерскую: «Рекламным агентам и с собаками вход воспрещён». Встречали такие?
- Попадались.
- Вот. Значит, там, где эти надписи висят, кто-то действительно был навязчив, а кто-то не понял, не дослушал… Скорее всего, неправы были оба. А ведь в общении шаг за шагом можно подниматься, расти… а можно и опускаться шаг за шагом. Если опускаться, то это гораздо страшнее. Поначалу это не заметно, но до чего же в итоге можно дойти? Вот так, незаметно-незаметно, не придавая значения, не обращая друг на друга внимания, не прислушиваясь… Ведь так не только озлобиться, но, извините, до полного скотства можно дойти. До полной потери человечности. Это ужасно. Нельзя не разговаривать друг с другом.
- Нельзя-то нельзя, но иногда всё же полезнее промолчать, – сказал я. – А если человек замкнут? Закрыт. И не желает никого видеть. Вы же не будете ломиться в закрытую дверь? -
Нет, конечно. Но посудите сами: если вы идёте по улице и где-то на дверях видите табличку «Закрыто», то чаще всего это явление временное, скоро всё изменится, дверь откроют и вам снова будут рады; но в то же время надпись «Закрыто» может означать не перерыв на обед, а служить штрихом к разворачивающейся за закрытой дверью трагедии. Да, да, трагедии…
- Ну, знаете, это уже из области философии…
- Не совсем. Философия там, где требуется мудрость. А в повседневной жизни всё гораздо проще, поверьте. Не так уж сложно догадаться, что нужно тому или иному человеку в данный момент.
- Хорошо, а что же, по-вашему, нужно в данный момент мне?
- Вам?
- Да. Мне стало любопытно, в какие дебри заведёт моего собеседника ответ на поставленный вопрос. Дело в том, что сейчас я сам бы не взялся ответить не него с полной определённостью, так как и настроение у меня с самого утра было не очень оптимистичное, и собранности в мыслях хотелось бы побольше. Мужчина посмотрел в мою сторону.
- С вами просто, – произнёс он словно мимоходом. – Вы тут в командировке, вам нужен результат и яркие впечатления от поездки…
Я выслушал его, затем мысленно повторил сказанное. Возразить было нечего.
- Да… Действительно, просто. Вы правы.
- А ей… Ей нельзя терять связь с детством, ей нужна теплота, нужна откровенность, память… Без этого будет тяжело, даже невозможно. Она же актриса, и ей ни в коем случае нельзя потерять чуткость. Знаете, у неё была одна роль, очень характерная роль, она играла девушку, которая…
Он продолжал говорить и говорить, не поднимая глаз. Я слушал его, но уже не с прежним вниманием; поглядывал на администратора, который тоже не мог не слышать рассказчика; время от времени поддакивал, иногда вставлял реплики… Но воображение рисовало мне почему-то совсем другую картину. Мне казалось, что я уже где-то видел то, о чём рассказывает мой грустный собеседник. Не слышал, а именно видел. Только где это было и когда? В паузах между его фразами в мои уши внезапно врывались то восторги поклонников, то шум какой-то разудалой компании, то надрывный женский крик: «Шлёмочка, я тебя не брошу, я вернусь…» Я никак не мог отделаться от этого странного ощущения. Затем я снова услышал его голос:
- …и они уехали.
- На извозчике? – нечаянно вырвалось у меня.
Рассказчик резко повернул голову. В глазах его на какую-то секунду мелькнул болезненный испуг: а не напрасно ли…
- Извините, – вымолвил я и сделал жест рукой, показывая, что невольно отвлёкся.
- Нет, не на извозчике, – медленно закончил он. – На такси.
Не знаю, что бы я произнёс далее, – я не успел об этом подумать, потому что в эту минуту в кармане у мужчины приглушённо зазвонил телефон. Он стремительно достал его, вскочил с кресла и приложил телефон к уху:
- Да, да. Здравствуй!.. В отеле... (Это она! – сияя от радости, сообщил он мне беззвучно, одними губами.) – Куда?.. Хорошо, через пять минут. Коммивояжёр убрал телефон, улыбнулся мне, улыбнулся администратору, сказал «до свидания» и быстрым шагом направился к выходу.

Когда дверь за ним закрылась, я тоже поднялся, подошёл к дубовой стойке и обратился к администратору отеля:
- Скажите, вы наверняка слышали наш разговор и знаете этого человека …
Тот кивнул.
- Он слово произнёс: Шлёмочка. Не подскажете, почему… что оно означает?
- Как что? Его так зовут.
- Шлёмочка?
- Шалом. Его имя - Шалом. Ну, Шлёмочка, Шаломчик… понимаете?
- А-а-а…
- Он очень добрый человек.
- Да, мне он тоже показался симпатичным.
- Добавьте: несчастным, – сказал администратор. – У нас ему многие сочувствуют. На подругу его не хотите взглянуть?
Говоря так, он достал из выдвижного ящика слегка потрёпанный глянцевый журнал, развернул его и указал пальцем на одну из фотографий.
Я взял журнал в руки, посмотрел на фото и словно споткнулся. Со страницы журнала на меня глянуло лицо, ни в малейшей степени не похожее на то, которое я представлял себе после услышанного рассказа. Да, это было лицо молодой женщины, лицо улыбающееся и безусловно красивое, но красивое специфической «глянцевой» красотой. Таких лиц встречается бессчётное множество на плакатах, рекламных щитах, в иллюстрациях к бестселлерам… Это было лицо из разряда броских и при этом начисто лишённых индивидуальности. Я попытался всмотреться в её глаза, но при всём старании так и не смог разглядеть в них ничего, кроме пустоты, лёгкой наигранности и сверкающей прохлады.
- Сходите на встречу с ней, – прервал молчание администратор.
- Нет, – ответил я. – Не стоит.
Разрушать возможным разочарованием сложившуюся в голове романтическую картинку мне не хотелось. Тем более, что ближе к истине мог оказаться как раз мой грустный собеседник, поведавший о наглухо закрытой двери.
Что касается редакционного задания, ради которого я сюда приехал, то таким малозначащим, как ранее, мне оно уже не казалось.