ПОСВЯЩЕНИЕ В КУРСАНТЫ
Праздничный церемониал

Отрывок из Трилогии «М О Р Е Х О Д К А» Книги II. «ДЕТИ ЛЕЙТЕНАНТА ШМИДТА»

(место действия – площадь Свободы, время действия - 14 октября 1972 г.) 

Глава 4.2. ПОСВЯЩЕНИЕ В КУРСАНТЫ

Часть 1. Праздничный Церемониал

Вот он и пришёл, этот долго ожидаемый памятный день, 14 октября.

Накануне, почти всю предшествующую неделю, погода совсем не баловала. Подступила, как всегда неожиданно, и первая волна похолодания. Никак не поворачивался язык назвать её «золотой порой – очей очарования». Была мрачной, промозглой, обжигая неприветливым колючим ветром, характерной близкому предвестнику зимних холодов. Руководство училища даже всерьёз подумывало одеть нас в тёплые бушлаты (форма одежды номер «четыре»). Но ещё за день до мероприятия небо чудным образом прояснилось, дав свободу неожиданно ласковому солнцу. Приятно «бесчинствовало» оно и с утра, несмотря на довольно «свежую» ночь (как-никак, самый экватор осени), подсушив землю и всё вокруг, разбудив голосистых птиц, заодно вселяя и в нас чувство радостного предвкушения праздника. Наши замаявшиеся души такового уж точно настоятельно требовали. Существенный толчок подъёму нашего заметно пошатнувшегося боевого настроения, придала новая форма одежды – номер «три», впервые официально нами одетая после поднадоевшей всем да и не ахти какой тёплой и непрезентабельной «хэбэ». Накануне вечером мы её в полном объёме отутюжили.

Сегодня, как и в дальнейшем, по любым «красным» датам календаря, завтрак, впрочем, как и обед, и ужин, были праздничными. В таких случаях в нашем курсантском меню непременно появлялись некоторые «излишества». Заметно ощущалось повышенное присутствие в блюдах более качественного мясного ассортимента, а также фруктов и кондитерских изделий. Причём этих нечастых «благ» («красными» днями календарь советских тружеников не обременял) в эти дни было в некотором изобилии. Можно смело сказать, это были настоящие праздники для курсантских животов. В обычном календарном режиме в начальный период учёбы местных ребят отпускали в увольнение с вечера пятницы по конец воскресенья, до вечерней проверки (до 23.00), а начиная с третьего курса - и вовсе - до утра понедельника. Тогда все они фактически сбегались в учебный корпус к началу занятий. Но период их массового отсутствия в стенах Экипажа никак не отражался на ассортименте еды, а лишь на её количестве. А вот по праздничным дням, когда «херсонцы» выпадали из расположения, остальным дефицитного продовольствия и разных «смаковичек» перепадало сверх обычной нормы. Справедливости ради, добавлю, что семейных курсантов, а с четвёртого курса и городских, отпускали домой ещё и в среду после занятий до утра следующего учебного дня.

… Построившись длиннющей колонной, по шесть человек в шеренге, в авангардном сопровождении во главе каждой роты наших офицеров, при полном параде и регалиях, украсив и себя парадными белыми ремнями и белыми перчатками, мы выдвинулись из ворот Экипажа. Формирование колонны было не стандартным, как обычно, в будние дни. Нас, первогодков, расположили в середине училищного строя. Обычно мы во всех построениях шествовали, замыкая строй. А наша рота оказалась к тому же непривычно, вслед за «штурманами», практически в её самом центре. Во главе колонны, как ему всегда и следовало, шёл, гремя на всю округу, наш голосисто-раскатистый оркестр, начиная своим неизменным, навевающим тоску, но и одновременно бодрящим маршем всех времён и народов - «Прощание Славянки». Двигаясь в привычную сторону первого учебного корпуса, нынче наш маршрут тоже пролегал нестандартно, с выходом в районе ККЗ «Юбилейный» на простор улицы Перекопская, на которой заблаговременно было перекрыто движение транспорта. Подойдя вплотную к знакомому перекрёстку у нашего первого учебного корпуса, не останавливаясь, свернули на проспект Ушакова, также заранее перекрытый. Поскольку в этот временной период наполняемость курсантского контингента была практически стопроцентной, то колонна наша растянулась очень приличной змеёй. Когда замыкающая шествие рота только вытягивалась из ворот Экипажа, авангард колонны, с оркестром во главе уже подминал ногами квадраты плит площади перед кинотеатром. Как-никак, 20 ротных расчётов. А это, считай, ни много ни мало практически полторы тысячи курсантских душ. Не иначе, целая АРМИЯ красавцОв! Поскольку по мере удаления головы колонны ритм и звук оркестра терялся, то через каждые четыре роты, в «голову» пятой приставляли курсанта-барабанщика, который своей «дробью» поддерживал общий ритм шага, а в середине колонны, ещё и курсанта с большим барабаном. Мы прислушивались и держали равнение именно на их звуки.

Ещё на подходе к площади, мы увидели кучу многоголосого, пришедшего поглазеть на яркое торжественное зрелище люду, который расположился по всей её окружности, вытаптывая газоны у тротуаров. Толпу сдерживало оцепление курсантов, стоящих довольно густой цепью, окантовывая предстоящую арену действий. Вокруг по площади сновали вездесущие фото- и теле-корреспонденты, резко переключившие своё внимание на нас, наконец-то появившихся.

Влившись в прямоугольник знаменательной площади с гордым названием – «Свобода» - наше морское братство, сомкнув свои ряды, расположилось практически по полному её периметру плотной большущей подковой, в виде широкой буквы «П», оказавшись её вогнутой частью напротив памятника вождю пролетариата. Мы, посвящающиеся, остановились в центре этого построения, и после озвученной команды «напра-а-во», стояли лицом к упомянутому вождю, и, стало быть, к главному зданию города – обкому КПСС. У подножия этого пямятника как раз и находилось всё руководство училища, во главе с его начальником Ивановым Б. Н., а также кое-кто из «отцов» города и приглашённых на торжество гостей. Но мы пока стояли на почтительном расстоянии, у самого края проезжей части проспекта. Впереди нас оставалось незаполненным обширное пустое пространство. Оркестр замолк, скромно заняв своё место сбоку от вельможных персон. Далее, выполняя команды начальника ОРСО Матвея, которые он подавал через ручной мегафон, начались грандиозные перегруппировки-перестроения, давно отрепетированные на наших недавних тренировках в парке. Сначала он занялся нами, посвящаемыми.

- «11-я», «21-я», «31-я» и «42-я А» роты вперёд, шага-а-амм, арш! – прозвучала на всю площадь зычная команда Матвея, стоящего по центру, невдалеке от гостевой зоны.

Галдящий глазеющий народ как-то сразу дружно и «благодарно» притих, втягиваясь в торжественный момент и направив все свои взоры на происходящие в центре площади перетурбации.

Выполняя команду нашего грозного «кормчего», мы длинным фронтом, занимающим практически всю ширь площади, чеканя отработанным на тренировках шагом, дружными почти стометровыми шеренгами двинулись вперёд, к нашему главнокомандующему, постепенно равномерно растекаясь веером по всей ширине остававшейся пустынной части площади. Ритм нашему дружному передвижению задавал только размеренный бой большого барабана. Матвей, зорко меряя глазом дистанцию, подал очередную команду.

- Стой! Раз, два!

Мы столь же дружно приставили наш шаг. Теперь первая шеренга находилась на расстоянии приблизительно пяти метров от гостевой зоны. Поскольку наша рота была самая многочисленная, да к тому же в центре построения, то мы заняли место ближе к середине курсантского фронта, в непосредственной близости от установленного в гостевой зоне микрофона.

Разобравшись и в целом удачно справившись с самой сложной задачей, с перестроением нас, «молодняка», Матвей, обойдя наши ряды и приблизившись к окружавшему нас основному «войску», продолжил перегруппировку оставшейся «гвардии», что было уже значительно проще для него.

- Судоводительская и судомеханическая специальности налево, остальные специальности напра-а-во!

Оба обособленных строя, повернувшись, изготовились к движению. Прозвучала очередная команда.

- Сомкнуть ряды! Шага-а-амм, арш!

Снова тишину площади разорвали удары барабана, и две колонны стройными рядами двинулись навстречу друг другу, занимая освобождённое нами пространство.

Это, со стороны, была красивая и грандиозная «игра в солдатики». И, надо отметить, весьма захватывающая. Всё отрабатывалось нами чётко, строго синхронно, без каких-либо задержек, я бы сказал, профессионально. Оно, действительно, стоило всеобщего внимания, и не только наблюдающих вживую, но и уже упомянутых мною съёмок для всеобщего обозрения в телеэфире. А присутствующая публика, наконец, получила возможность, заполнив всё образовавшееся в результате перестроения пространство, придвинуться ближе к нам, ну, и к середине всего действа.

В отличие от всей нашей не посвящающейся братии, которая стояла довольно плотным кольцом, окантовывая нас, мы расположились по предоставленной нам территории площади хотя и «на вытяжку», но довольно вольготно, с некоторым интервалом друг от друга, не касаясь плечом к плечу, как в строю. Это было заранее обусловлено дальнейшими нашими манипуляциями в ходе сценария. Ведь нам предстояло в определённый момент торжественного мероприятия дружно одевать и пристёгивать наши морские воротники - гюйсы. В настоящее время в сложенном состоянии они были спрятаны на плече, под фланкой, в ожидании своего «звёздного» часа.

Я находился во второй шеренге и довольно близко от гостевой зоны, слегка наискосок, чуть правее от установленного микрофона. Посему вся дальнейшая процедура проистекала почти перед моими глазами. Рядом со мной, по левую руку, стоял Кирилаш, а по правую – Усов, сзади меня – Дружинин. А спереди – кто-то из ребят из другой группы нашей роты.   

По окончании нашей расстановки последовала команда для всех нас

- Училище-е, смирна-а! – простившись со своим мегофоном, чеканя строевым шагом, Матвей поспешил к центральному микрофону, сдать свои полномочия руководству.

- Товарищ начальник училища, личный состав курсантов Херсонского Мореходного Училища Министерства Морского Флота Союза ССР имени лейтенанта Шмидта на торжественное мероприятие по случаю празднования 138–й годовщины училища и «Посвящения в курсанты» построен. Начальник оргстроевого отдела капитан III ранга Матвиенко, - и отошёл в сторону.

Приняв рапорт, Иванов Борис Никитович, не отнимая руки от козырька своей морфлотовской фуражки, провозгласил в микрофон.

- Здравствуйте, товарищи курсанты!

Полторы тысячи курсантских глоток, даже не скажешь ответивших, именно гаркнувших на приветствие дружным хором, в едином порыве, буквально разорвали воздух на оказавшейся тесной для такого звука площади, нешуточно спугнув и подняв в небо тучу голубей, до того мирно обсиживавших крыши прилегающих к площади домов.

- Здравия желаем, товарищ начальник училища!!!

- Поздравляю Вас со 138-й годовщиной нашего родного училища и очередным в его истории торжественным принятием в дружную курсантскую семью наших первокурсников!

- Урр-р-а-а-а-а-а-а!!! Урр-р-а-а-а-а-а-а!!! Урр-р-а-а-а-а-а-а!!! – наше прокатившееся над центром города, одухотворённое троекратное по-флотски протяжное мощнейшее «ура» потрясло не то, что голубей… Их уже давно «посдувало» за пределы площади только от одного нашего приветствия. Это было похоже на раскаты грома, нет, на взрывы трёх, упавших на город, одна за другой, авиабомб. Раскатистый звук нашей «радости», зажатый тесными стенами домов вокруг площади, тремя не меренными снопами выплеснулся, наверное, на окраины города. Уж сколько в нём было децибел мощности, трудно сказать... Знаю лишь одно, было, ну, очень, даже запредельно громко.   

Далее инициативу, а вместе с ней и бразды «правления» мероприятием перехватил наш уважаемый бессменный, «всех времён и народов», замполит училища Фомин Александр Иванович.

В своей «пламенной» речи он ознакомил присутствующих с краткой историей нашего прославленного учебного заведения. После, следуя «славным» традициям того времени, предался патетике, отдав дань признательности и заслугам нашей родной коммунистической партии и лично вождю пролетариата, товарищу Ленину, вполне зримая тень которого как раз нависала на постаменте в сей момент над нами.

Затем, по заведённому сценарию, последовали краткие приветственные речи присутствующих на мероприятии целого ряда знатных гостей. Как своих - местных, так и пожаловавших нас иногородних.

Почтил своим словом и приехавший на торжество, уже пребывающий в солидном веке, всеми уважаемый и прославленный Герой минувшей войны - вице-адмирал Щедрин Григорий Иванович – почётный гражданин Херсона и почётный курсант ХМУ ММФ. Ещё в далёком 1932 году закончивший наше училище (оно тогда называлось Херсонским техникумом водного транспорта), после, пройдя ускоренные курсы командиров, в годы минувшей войны командовавший легендарной подводной лодкой «С-56». Она за свои боевые заслуги по сей день целёхонька, стоит в виде действующего экспоната на постаменте во Владивостоке, рядом со штабом Тихоокеанского флота. Своими глазами видел её, когда волею судьбы оказался там. В послевоенные годы Щедрин долгое время был главным редактором старейшего морского журнала «Морской сборник».   

Мы прослушали его с интересом. Потому что речь его была, в отличие от остальных, по-военному краткая, но ёмкая. Особо не рассусоливая, поздравил училище, поздравил нас с пожеланиями гордо нести эстафету своих отцов и дедов и чтить светлые традиции геройского училища.   

От лица всех растроганных и благодарных родителей была произнесена «слезливая» речь с дифирамбами в адрес училища и о том исключительно высоком и безграничном доверии к заведению за судьбы вверенных ему на воспитание своих детей. Что, впрочем, вполне соответствовало реалиям, и никто не собирался брать под сомнение. И вроде бы всё и неплохо, и правильно. Вот только «толкала» эту речь, объявленная как «Мать курсанта», некая импозантная, довольно колоритной внешности дамочка. Это была, действительно, мать одного из курсантов-восьмиклассников. Молодящаяся особа, лет, этак 35 - 40, но, может, и значительно моложе (пойди их разбери, в общем, запутанно бальзаковского возраста). С её неестественно ярким макияжем, с сомнительно перекрашенными в не природный цвет волосами, при вошедшей нынче в моду стрижке «карэ», щёгольски приодетая, в моднячих по тем временам сапогах-чулках чёрного цвета, слепящих своим «калошным» блеском, на крутой платформе. Как-то, ну, не очень она была... как бы это выразиться?.. в общем, не совсем «ко двору». Своим своеобразным имиджевым воплощением она не совсем удачно гармонировала с отводимой ей ролью. С нашей неглубокой позиции эта молодящаяся дамочка прекрасно нам просматривалась.

Вот тут-то, на моих глазах, а именно, в самом непосредственном соседстве, и случился интересный эпизодик, кстати имевший своё, не думаю, что до конца обоснованно логичное, но продолжение в тот же вечер в Экипаже.

Лёньчик Кирилаш, углядев столь неоднозначный экземпляр женской добродетели, по его вполне логичному разумению и патриархальному сельскому воспитанию, явно ближе сводящийся и более подходящий к эталону гулящей женщины, совершенно не удивил бы меня своими откровениями по этому поводу и тем, что не пришлась она ему по вкусу, скажи он это несколько тише. Я-то с ним был абсолютно солидарен. Но он возьми, да и озвучь своё «предвзятое» мнение достаточно громко (ну, не удержался паренёк! с кем не бывает?). Сильно уж изумился… Ну, никак образ этой чрезмерно расфуфыренной, экзальтированной дамы не вязался у него с представлениями о матери.

- Разве это – мать? Это же – лярва какая-то! И откуда её занесло сюда?

За что мгновенно и порядочно заполучил от простовато-прямого Ивана Дружинина, как я уже упоминал, стоящего позади меня и услышавшего откровения Лёньчика, кулачком по рёбрам (а у него, надо признать, он тяжеловат был), с дальнейшим озвучиванием причины.

- Это ты напрасно, Кирюша… Не надо было тебе так о маме отзываться.

И, казалось бы, всё! Инцидент исчерпан. Лёньчику бы «завянуть», «сглотнуть», ну, разве что ругнуться про себя, да смолчать. Но он, по простоте душевной, не оборачиваясь, дабы не нарушать дисциплину строя, тем более, не испортить картинку для вездесущих телевизионщиков, сверлящих нас своими камерами направо и налево, не сдержавшись, болезненно и гневно, к тому же довольно громко, огрызнулся.

- А не пошёл бы ты на х**!..

Конечно, это был с его стороны некоторый спонтанный перебор, сиюминутно сформировавшаяся и вырвавшаяся защитная реакция, но которая имела своё логическое продолжение и вылилась в конечном итоге для нашего уже пострадавшего в серьёзную проблему на его сон грядущий.      

После торжества, вернувшийся из увольнения в город и изрядно принявший «на грудь» хмельного, Иван, затаив обидушку, с нешуточным энтузиазмом, как кот куропатку, «зажал» бедолашного Лёньчика в умывальнике. Вряд ли можно было тогда ему позавидовать.

Медведяра Дружинин после каждой нравоучительной фразы, вознаграждая Кирилаша очередным заходом «кулачка» в его далеко не крепкое податливое тело, приговаривал.

- Так ты понимаешь, Кирюша?.. Негоже такое про маму говорить!.. Понимаешь?.. Для меня, мама... это – святое!.. Понимаешь?.. И чтобы ты никогда так больше не делал!..

И продолжил дальше утюжить несчастного Лёньку, но уже под другим «соусом».

- А кто, учил тебя, Кирюша... людей на х** посылать?.. Скажи мне?.. Это очень, ну, очень некрасиво!.. Понимаешь? Так тоже... никогда не делай!.. Понял? А то люди... могут обидеться на тебя!..

В общем, порядком намял бока нашему безропотному и беззащитному Лёниду грозный Ваня Дружинин. Несомненно, несколько перегнул палку. Надо было знать совершенно миролюбивого безобидного и понятливого Лёньчика. Хотя на его месте мог оказаться и любой другой наш товарищ. И я – тоже не исключение. Всё различие – лишь в финальной развязке. Например, я, однозначно, пытался бы оказать достойное сопротивление. По возможности, конечно. Не в моём духе и характере – безвольно сдаваться просто так, без боя. И даже не столь важно, прав я или не прав. Но это уже другой разговор.

*Примечание. Инцидент в умывальнике записан со слов «перевоспитуемого». Обиду на своего «воспитателя» он не затаил, и урок посчитал правильным.

С тех пор Лёнид, заполучив такую «праведную» науку, я бы сказал «прививку», уже никогда и ни с кем не позволял себе подобных фривольностей.

А дело всё в том, что Иван Дружинин был воспитанником детдома, которого впоследствии всё же усыновили. Но, как известно, все детдомовцы, какими бы ни были их кровные родители, свято чтут такое понятие, как «мать», даже если та в жизни, в действительности, была последней сволочью. Ну, а на счёт «посыланий»... то и тут у сирот была своя «этика».

Сценарий, между тем, дальше бежал по своим рельсам, катясь к кульминации.

Теперь на арене, то бишь у микрофона, объявились двое курсантов - представителей двух поколений – высокий статный красавец-гардемарин - выпускник-пятикурсник и небольшого роста, на голову ниже старшего, «новобранец» из «восьмиклассников». Чуяло моё сердце, как бы не тот самый, чья упомянутая мною мамаша с пяток минут ранее столь двусмысленно образно «засветилась» на наших глазах. Кое-какие черты схожести угадывались на их лицах. А, может, это мне лишь показалось. Ребята вышли из наших рядов с красивыми талмудами-папками.      

Солидный и представительный без пяти минут офицер, открыв свою, от имени всех будущих выпускников, зачитал их приветствие-наставление первогодкам, то есть нам, основным лейтмотивом которого было – «подхватить знамя эстафеты» у старших товарищей и гордо его пронести через годы своей учёбы вплоть до выпуска, не позоря своими неблаговидными делами родное училище и укрепляя его славные традиции и, так же само, передать его грядущему поколению курсантской гильдии.

В свою очередь, «наш» представитель, развернув своё ответное послание, от всех нас заверил старшего товарища, что никакие происки вражьих сил и непутящие соблазны не сломят наш праведный боевой дух и не отведут наши «грешные» души с верного пути, успешно проложенного многочисленными поколениями курсантского братства.

Далее, выполнив команду «Приклонить колено», мы, действительно, дружно присев на одно и сняв наши головные уборы и придерживая их рукой на свободном колене, белым чехлом вверх, терпеливо прослушали текст нашей «присяги», зачитываемый всё тем же «нашим» товарищем, в нескольких абзацах. По ходу его зачитки по пунктам, единым хором вторили ему одним и тем же словом «клянёмся!», а в конце текста - ещё и троекратно.

...И вот, наконец, нас подняли с колен, и прозвучала, венцом всему, долгожданная команда замполита Фомина.

- Морские воротники, прославленный символ отваги, доблести и чести наших отцов, дедов и прадедов, одеть!

Мы, как один, как нас и готовили, развернули наши «гюйсы» и, взмахнув над собой, заправили и пристегнули их к форменке. Всего-то на всего, ради чего, собственно говоря, и затевался весь этот сыр-бор с уже далёкого первого сентября, начала учебного года.

Вот и всё! Ура!!! Отныне мы – полноценные, стопроцентные курсанты! И теперь, можно смело сказать, для нас, в нашем развитии, пошёл отсчёт новой, настоящей курсантской эры!

Ну, а дальше всё понеслось по обратному курсу. Единственное отличие – сразу за оркестром, в парадном строю, шествовали мы – «крещённые» курсанты – виновники торжества, а уж вслед за нами – вся остальная наша морская братия. Столь же безукоризненным строевым шагом, как и заходили, пройдя вначале мимо гостевого сектора и стоящей завороженной публики, получившей ещё один кусочек эстетического наслаждения от нашего громкого прохода, с равнением на гостевой сектор, мы покинули гостеприимные пределы знаменательной площади, прошествовав по просторам тех же проспекта Ушакова и улицы Перекопская в пенаты родного Экипажа, с удовлетворением и радостью и напыщенные важностью от благополучно и качественно проделанного дела.

Конец всего мероприятия подоспел как раз к праздничному обеду, после которого намечалось всеобщее, а для нас - самое первое увольнение в город.

Вячеслав Морозов, выпускник ХМУ ММФ РТС 1975, 45А рота

Copyright © 2003-2022 Вячеслав Красников

При копировании материалов для WEB-сайтов указание открытой индексируемой ссылки на сайт http://www.morehodka.ru обязательно. При копировании авторских материалов обязательно указание автора